Дмитрий попробовал вспомнить ощущения, испытанные при этом, но не почувствовал ни страха, ни отвращения.
«Ведь это все Милана… Она не змея и не женщина. Но кто же?» — спросил он саму себя.
«Существо, которому нужна помощь, — ответил его внутренний голос. — Гораздо важнее другой вопрос: кто она для тебя?»
— Я не знаю… — шепнул Дмитрий вслух.
Глубоко вздохнул, распрямил плечи и вернулся в дом.
Змиулана успела разобрать две постели, расположив их настолько далеко друг от друга, насколько это позволяли размеры домика.
На одной из импровизированных лежанок она и спала, укрывшись одеялом до самого подбородка. Вымытые волосы диковинная дева расправила по подушке, чтобы они быстрее просохли. Дрожащее пламя свечи отбрасывало блики на ее прекрасное лицо.
Дмитрий подбросил в печь еще дров, отодвинул свечу подальше от постели Змиуланы, но не затушил, так как в доме не было окон. Он не спеша разделся, завернулся в одеяло и честно постарался уснуть.
Но сон все не шел к нему. Дмитрий наблюдал за Змиуланой. Он видел, как плавно вздымается ее грудь, и как беззвучно шевелятся ее пухлые губы.
«Интересно, что ей снится?» — проявил любопытство Дмитрий. Под тонким одеялом отчетливо угадывались очертания хвоста, и эта часть тела полубогини не давала ему покоя.
Нечаянно он заметил, что Змиулана вздрогнула. Свернулась в калачик и простонала. Тихо-тихо, едва слышно.
— Не хватало еще, чтобы она заболела, — сказал Дмитрий, оправдывая дальнейшие действия.
Он перетащил свою постель вплотную к ложу Змиуланы, лег и накрыл и себя, и «соседку» вторым одеялом.
Дмитрий лежал смирно и опасался громко вздохнуть. Но больше всего он боялся прикоснуться к нижней части тела Змиуланы.
Дмитрий тоже задрожал, сам не понимая, от страха или от любопытства. Как бы он не старался отвлечься, взгляд его возвращался к укрытому одеялом хвосту.
Змиулана, почувствовав рядом источник тепла, подкатилась и прижалась к нему всем телом.
Дмитрий замер. Затаил дыхание.
Одеяло сплыло со Змиуланы, обнажив часть ее хвоста. Чешуйки переливались изумрудно-зеленым цветом.
Причудливая дева дрожать перестала, а вот Дмитрий нет. Он отчетливо слышал, как стучат его зубы.
Тонкая девичья рука обвила его шею, нежное дыхание коснулось щеки. Дмитрий приподнял край одеяла, чтобы вернуть на место. Но его рука будто зажила собственной жизнью: отпустила ткань и переместилась на крутое бедро Змиуланы.
Дмитрий до боли закусил губу. Милана не была скользкой и холодной — такой, какими Селиванов представлял себе змей. Ее кожа была теплой и бархатной. Каждая чешуйка, как крохотный листик фиалки.