Был ли Алексей доволен собранием? Пожалуй, нет, ожидал большего. Он очень надеялся, что это собрание быстро изменит обстановку на судне. Симаков прав: люди в большинстве своем новые, и немало времени пройдет, прежде чем сложится настоящий коллектив. Одно дело, когда на пароход приходят два-три человека. Они поневоле подчиняются установившемуся здесь укладу, спешат приспособиться к команде, поскорее слиться с ней — самим же лучше. И совсем другое, когда вот так, как у них: старых коммунаровцев всего лишь восемь человек, а все остальные — новички. «Нет, уважвемый Григорий Никанорович, не так-то просто и не так быстро сплачивается коллектив и пройдут долгие недели, а может, и месяцы, прежде чем научимся мы за короткие полторы минуты спускать на воду тот же вельбот!»
Эти мысли тревожили, но что будешь делать… Алексей неторопливо вышел из кают-компании на спардек и неожиданно для себя увидел Виктора Виноградова, поднимающегося по трапу с пристани.
— Я к тебе на два слова, — не здороваясь, сказал Виктор. — С глазу на глаз.
— Пройдем в каюту. — И пока поднимались, Алексей спросил, — Закимовского не хочешь повидать? И Петр Иглин только что явился…
— Некогда. В другой раз.
Алексей забеспокоился: что случилось? Плотно прикрыл дверь.
— Я слушаю.
Виктор покосился на раскрытый иллюминатор, заговорил почти шепотом.
— Тебе еще много грузить осталось? Ровно к полуночи заканчивай и сразу отходи от причала на рейд: в час ночи в море. Охранять поручено мне. Людей на берег не отпускай. Ни одного человека! И сам не отлучайся. Все может быть…
— Что может быть? — вставил Маркевич, еще больше встревоженный этим отрывистым тором, звучащим, как приказ.
— Пока ничего сказать не могу, позднее узнаешь. Приказ командования — до полуночи по возможности очистить от кораблей и транспортов всю акваторию порта.
— Значит… ждут?
Но Виноградов не дал ему договорить. Сжал на мгновение зубы, блеснул глазами, оправил фуражку на голове.
— Я тебе передал приказ, потрудись выполнить точно. А теперь бегу. — Он уже взялся за ручку двери. — Да, кстати, наши соображения о Виттинге я доложил особому отделу. Возможно, тебя пригласят на беседу. Пока!
И ушел, почти убежал. А Алексей задумался, чувствуя, как тревожно посасывает под ложечкой: что случилось или, что должно случиться? Почему у Виктора такой озабоченный вид, такой встревоженный вид? Не связан ли его визит и внезапный этот приказ со странным затишьем, наступившим здесь в последние дни? Не перед бурей ли это?
Надо было что-то делать, делать немедленно. Надо принять какие-то меры на случай внезапного удара. Какие? Не посоветоваться ли с Симаковым?