Только море вокруг (Миронов) - страница 167

Почему?

И опять — в который уже раз — вспомнились дружки-пехотинцы, вспомнились дни и ночи под навесным огнем, под яростными бомбежками, когда от пуль, от снарядов от осколков бомб не то что голову от земли не оторвать, а и дышать нечем. Вот там была жизнь!

Началась она, эта жизнь, после нелепого случая на Бакарице, когда выпавшим из стропа ящиком Иглину переломило руку. Срослась рука, и отправился Петр добровольцем в морскую пехоту, на фронт: хватит, погулял!

Люди разные, все больше новые были и в батальоне, и во взводе. Утром только пришел человек, а к полудню ты уже знаешь, чего он стоит, можно ли ему свою жизнь доверить или лучше бы не приходил. Сколько было их, таких вот случайных и разных, а ведь все помнятся, ни один никогда не забудется, не умрет в душе — жив ли он, или ты сам присыпал его труп пропахшей порохом щебенкой в неглубокой, наспех вырытой яме. Ни один! Потому что и сам ты был нужен им, не могли они без тебя, как и ты без них, и мерещилось в минуты затишья — пойдешь ты с ними после победы на любую работу, на самое неимоверное дело, зная только одно: друг без друга нам не обойтись!

Ан, обходятся: тот, кто жив, и сегодня воюет, а ты? Никогда не плакал Иглин и в детстве не знал слез. Разве что один раз в Толосе не выдержал, но то не в счет… А вот в госпитале, на комиссии, разревелся не хуже девчонки. Умолял не демобилизовывать его, отправить назад в бригаду. Только разве умолишь тыловиков… Не понять им твою душу. Есть инструкции — выполняют, подписали документы, и точка: катись по чистой — колченогие в армии не нужны!

Ну, вернулся на судно. Снова вместе: и Лешка, и Яков, и Егор. А дальше? Все не то, все не так, как на фронте. Не лежи в самодельном карманчике пришитом к тельшяшке на груди, кандидатская карточка коммуниста, Петр и дня бы не пробыл здесь, сбежал бы на берег, на передовую: если очень захочешь пробиться туда — пробьешься.

Петр провел ладонью по выпуклости на груди, где кармашек… Как живое встало одубевшее в копоти и страдании, но такое человечное лицо члена Военного Совета Фронта, когда тот вручал кандидатскую карточку после вылазки моряков в тыл к фашистам. И лова его вдруг услышал Иглин, которые не забыть.

— Вас ушло на задание семнадцать, а вернулось четверо, — сказал член Военного Совета. — Так вот, запомни, матрос, на всю жизнь запомни: принимаем мы тебя в партию по боевой характеристике и тех тринадцати, которые не вернулись… В добрый путь, матрос.

…За спиной послышались легкие, быстрые шаги Ушеренко. Яков поднялся на полуют, присел рядом, на свободный краешек ящика, передернул плечами: