Вышел на задний двор потренироваться в стрельбе при выхватывании револьвера. Вроде немного получается, не как у Джеймса Бонда, но все же ничего, сойдет для начала. У меня всегда была некоторая страсть к оружию, впрочем, естественная для мужчины. Выйдя на пенсию, я даже некоторое время писал статьи об оружии в популярные журналы, но платили там копейки, а потом журнал прогорел, не заплатив мне гонорара за полгода. А в этом времени купить револьвер, а через десятилетие, браунинг (отличный пистолет для скрытого ношения) — не проблема. Вот после убийства Столыпина ввели ограничения, но не такие как в наше время, просто полиции надо было убедиться, что покупатель смертоносной игрушки законопослушный человек, имеющий постоянное проживание по такому — то адресу.
Постреляв, я попытался подтянуться, повиснув на большой ветви дерева. Только вот не очень — то это получилось, девятимесячное пребывание в больнице, да еще пюреобразная еда в первые три месяца как — то не способствовали росту мышц: если ноги я еще как — то «накачал» многочасовыми прогулками между корпусами Первой Градской, начиная с мая, по 10–15 километров в день, то с плечевым поясом дело обстояло плохо. Гимнастические снаряды мои погибли во время взрыва лаборатории (разлетелись кто куда, гирю вроде нашли и изъяли в качестве вещественного доказательства), я оборудовал с помощью плотника нечто вроде шведской стенки, прикрепленной к сараю во дворе у деда и доморощенную перекладину там же рядом. Вот только больше четырех раз мне подтянуться не удавалось, да еще и с болью в кистях рук: их тоже надо разминать и разрабатывать упражнениями, а когда этим заниматься?
Когда я был один, то снимал перчатки, разрабатывал кисти, мазал их кремом — постепенно они переставали походить на лапы монстра, тем более приходящий парикмахер аккуратно подпиливал где надо и подстригал ногти, чтобы они росли правильно. Он даже подстриг меня немного, так что бородка стала истинно «шкиперской» и я попросил убрать вовсе усы. Парикмахер удивился, но желание клиента выполнил: из зеркала на меня глянул молодой «папа Хэм»[1], в очках, разве что свитера грубой вязки под горло не хватает (ну не носят их здесь). После того как я показался деду в таком виде, он хмыкнул и произнес:
— Сашка, ты вовсе обангличанился, — скептически оглядев меня в новой прическе и «прикиде», сказал дед, — зачем это тебе, ходил бы как все.
— Дед, я под английского шпиона сойти хочу, — рассмеялся я и обнял моего старика, — знал бы я как близок к истине, но обо всем по — порядку.