Вот такую свинью подложил мне великий Кох. Зал просто неистовствовал: там оказались и сторонники и противники Коха, впрочем, среди профессуры было скептическое выражение лиц. Наконец, председатель, устав звонить в колокольчик, просто приказал командирским голосом:
— Тихо, господа! Кто еще желает задать вопросы господину Степанову?
И тут из задних рядов раздался довольно молодой голос. Человек явно хотел мне помочь реабилитироваться, но вышло с точностью до наоборот:
— Господин Степанов! К сожалению, мнения коллег о докторе Кохе, упомянутом вами, были весьма полярны, но вы же не микробиолог, а химик, не так ли? И второе, что помешало осуществить вам синтез в своей лаборатории?
— Простите, я не расслышал вашего имени или чина, — ответил я, чувствуя спиной приход маленькой полярной лисички, но не мог же я соврать сотне человек, — дело в том, что я по образованию — юрист, химиком был мой погибший друг и коллега по лаборатории, которой я руководил и которая была уничтожена взрывом с последующим пожаром. Я пытался спасти Генриха фон Циммера, который был выдающимся химиком, но сам я при этом сильно обгорел и только сейчас вышел из больницы, поэтому не видел свежей медицинской прессы и не знал о скандале с туберкулином.
Теперь воцарилось гробовое молчание. Я просто читал в глазах сидящих в первых рядах: Юрист!? В храме медицинской науки?! Изгнать нечестивца немедля!
— Господин Степанов, не смеем вас больше задерживать, всех, кроме уважаемых членов Ученого Совета прошу покинуть зал. Мы продолжим заседание Совета в закрытом режиме. — сказал председательствующий безапелляционным тоном.
После этого все потянулись к выходу, последним помещение покинул я. В коридоре толпились люди, они расступались передо мной, часто с насмешливым или сочувствующим выражением лиц, но никто ничего мне не сказал, я просто в молчании прошел через толпу, как сквозь строй. Я уже собирался покинуть здание, как меня догнал приват — доцент Северцев.
— Александр Павлович, подождите, куда вы так спешите, — запыхавшись от бега, позвал меня приват — доцент, — профессор просил вас подождать у него в кабинете, обязательно!
— Что же, пойдемте, Петр Николаевич, — ответил я, не испытывая, впрочем, особого энтузиазма: начнут утешать, говорить что не все потеряно и так далее, вслух же продолжил, — Петр Николаевич, ну как, решились на переезд в Москву?
— Александр Павлович, поймите меня правильно, после сегодняшнего Совета, решения об утверждении апробации СЦ, скорее всего, не состоится, статьи в журнале тоже не будет, — извиняющимся тоном сказал доцент, — а здесь, сами понимаете, у меня «синица ы руках», должность, какая — никакая карьера…