Я долго не мог заснуть, все думал о тринитротолуоле. Мне не давало покоя то, что за полтора десятка лет до русско — японской войны армия могла бы его получить и испытать новые снаряды. Известно же, что наши тогдашние снаряды обладали слабым фугасным действием[1] Толом удобно снаряжать снаряды, он устойчив к физическим факторам вроде влажности и температуры тропиков (вспомним состояние пироксилиновых зарядов во время похода Второй тихоокеанской эскадры). И вообще, русская пехота получила бы чугунные рубчатые корпуса гранат с залитым туда толом. Взрыватель дело вроде известное — и «карманная артиллерия» готова.
Может, получить привилегию на «безопасную взрывчатку»? Вон, Нобель сколько миллионов «поднял» на своем динамите, даром, что был пацифистом — потом премию обеспечивать чем — то нужно было… А может, просто написать письмо в главное артиллерийское управление, так мол и так, дарю изобретение родному государству для победы над супостатами всех мастей.
С этими мыслями я заснул.
Утром, надев свой «спортивный костюм», опробовал новый спортинвентарь. Все отлично, гиря вот слегка тяжеловата еще, но это дело наживное. Занимался час, пока не пришла Настя и не погрела воды. Потом — водные процедуры и я бодр и свеж, готов позавтракать и творить великие дела. Одним словом, как ни крути, а все изобретения рано или поздно докатываются до способов как убивать себе подобных больше и быстрее. Даже вся наша химиотерапия была стимулирована боевыми действиями, поскольку войны выигрывают излеченные и вернувшиеся в строй солдаты, не ставшие калеками и не отправленные домой в виде обрубков. Вот с такими мыслями я и дождался прихода давешних газетчиков. Приняли мы их в кабинете, я рассказал в чем суть изобретения, потом инициативу взял Генрих и мы пошли в лабораторию. Он был в строгом костюме с солдатским Георгием, что сразу усмотрел отставной офицер Меньшиков. Он сразу спросил, за какое дело получен крест и Генрих ему объяснил, упомянул, что крест ему вручал нынешний император, тогда еще наследник — цесаревич, командующий Рущукской группировкой русской армии. Цесаревич еще поинтересовался, за что награждается аптекарский обозный унтер — вольнопер, уж не за удачно ли сделанный генералу клистир? Присутствовавший при сем командир Генриха, объяснил, что за боевой подвиг и спасение жизни офицера, на что цесаревич одобрительно похлопал Генриха по плечу. Сказал также, обращаясь к засмеявшейся при упоминании о клистире свите, что будь больше таких боевых унтеров, армия бы уже в Стамбуле была. «А что, — сказал тогда Александр Александрович, повернувшись к Генриху, — может, сдашь офицерский экзамен, буду раз поздравить прапорщиком, а так и до генерала дослужишься и офицерского Георгия получишь..».