Мы продолжаем работать над сульфаниламидом, кое — какие подвижки наметились. Пытаемся получить его из анилина, который в свою очередь — по отработанной нами реакции Зинина (см выше). Я воспроизвел по памяти структурную формулу препарата, как получилось. Сказал Генриху, что конечный продукт должен быть белого цвета, а промежуточный, тоже активный против бактерий — красного. Это я про красный стрептоцид вспомнил, так называемое про — лекарство, которое под действием ферментов в организме превращается в белый стрептоцид — активное лекарство. Так что, если будет красный продукт надо и его попробовать. А вот как попробовать. На зараженных стрепто— или стафилококками мышах. А где у нас лабораторные мыши и культура бактерий? Да, видно, без Университета не пробиться. Меня там и слушать не будут, а вот Генриха — возможно, есть же там фармакологи экспериментаторы. Или все растения изучают? Я посмотрел на аптечные продукты того времени: либо неорганическая химия, либо растительные препараты, причем этих — 90 % от аптечной номенклатуры. Популярны всякие настои и настойки (первые — на воде, вторые — на спирте). По рецепту врачей Генрих готовит какие — то пилюли сомнительного лечебного свойства (а что делать, врач прописал, в Фармакопее есть, дозы ингредиентов не превышены, готовь, провизор). Прохор ему здесь не помощник. Настоящий помощник — так называемый «гезель», должен сдать экзамен на знание Фармакопеи и технологии изготовления лекарств. Но таких мало, они норовят сразу в провизоры перескочить и открыть свою аптеку. А здешняя Фармакопея — это что то… Мало того, что половина по латыни, так почти весь текст про цветочки, листики, корешки и корешочки[4] — просто учебник ботаники какой — то. И вот к такому профессору, знатоку этой самой ботаники, приходят два каких — то доморощенных изобретателя и пытаются всучить ему для испытаний какой — то белый порошок, якобы спасающий от инфекционных болезней.
Да что у нас, в на порядок более просвещенной Германии коллеги отказались верить Роберту Коху, что он открыл возбудителя туберкулеза: «какие — то запятые, еле видимые в микроскоп, коллега, это — просто грязь, а холера — она от «миазмов», и это не Средневековье, а всего лишь десяток лет назад. А наши отечественные профессора — у тех в большинстве в голове одни миазмы, какая тут микробиология. Есть сейчас один отечественный микробиолог — Илья Ильич Мечников, да и того затравили и уехал он замом к Пастеру, в Париж. Вот и приходилось врачам пить культуру холерных вибрионов, чтобы доказать, что они вызывают холеру (что интересно, заболевали не все, но это — отдельная песня). Так что без хорошего микробиолога с современными знаниями нам просто не обойтись, раз мы решили заняться антимикробным препаратом, причем, не антибиотиком, а просто химиопрепаратом, но в конце 19 века способным перевернуть медицинскую науку. Причем предпосылки к этому были — красный стрептоцид и получили сначала при синтезе анилиновых красителей, как побочный продукт и забросили его, потому что краситель он поганый. И лежал он себе тихо, пока Домагк через 40 лет не догадался проверить красное вещество на антимикробную активность. Причем «ин витро» (в пробирке, вне живого организма) красный стрептоцид на микробы не действовал, а вот зараженных мышей исцелял. Почему? Да потому что в организме мышки он превращался в белый стрептоцид, тот самый сульфанилмид, что мы пытаемся синтезировать (формулу красного стрептоцида я просто не помню, что там от чего отделяется — не знаю)