— Нет, Сашка, скорее Нобель тут ни при чем, — рассуждал дед в ответ на мои догадки, — хотя, конечно не знаю, рассматривал ли ротмистр такой фортель, он же мне не докладывает! Да и не могли где — то Генриха полгода держать. И как же ты все это представляешь? Вышел немчик на Полянку, а его тюк по голове и в проулок к вашему забору потащили, другие подручные связанного Генриха вытаскивают через дыру в заборе, вместо него кладут тело шпиона и взрывают? Нет, так среди купцов и промышленников не бывает, у нас все проще.
Поговорив еще с дедом про мое лечение, мы расстались, и я остался наедине со своими думами. Агаша теперь дежурила в коридоре, на сестринском посту и помогала с тяжелыми больными, а мне провели кнопку вызова, хотя я ей не пользовался, если, что надо, сам вставал. Через неделю доктор разрешил мне прогулки и мне принесли новый больничный халат и шапочку, чтобы предохранять еще чувствительную кожу от весеннего солнца. Волосы помаленьку отрастали, и я начал отращивать бородку с усами. У Сашки — то раньше они не очень росли, но после того как я начал интенсивно заниматься физкультурой, за счет выброса стероидов пробудился и мужской тип оволосения и мальчик стал превращаться в мужа. Если бы не пожар, я мог бы уже ходить с приличной бородкой, была у меня такая идея отпустить ее для солидности. Сейчас же волосы были реденькие и самое неприятное — какие — то пегие, с сединой.
Лиза пока больше не приезжала, дед привозил мне только приветы от нее, привез еще математические и химические журналы — я хотел познакомиться с трудами наиболее продвинутых ученых. Надо ехать в Питер! Но Леонтий Матвеевич даже слышать об этом не хочет, не ранее чем через 2–3 месяца, когда я окрепну, а то он не гарантирует осложнения — кожа еще очень ранима и могут начаться инфекционные осложнения, а тогда — грубые и обезображивающие келоидные рубцы[1].Доктор и так был против прогулок: Всюду инфекция, вам этого не понять, молодой человек. Вот разовьется келоид — никакой хирург не поможет и будете мучиться всю жизнь. Никаких дальних поездок по железной дороге, и думать об этом забудьте!»
И тут опять как черт из табакерки внезапно появляется известный жандарм.
— Желаю здравствовать, Александр Павлович, вижу что состояние ваше все лучше и лучше — на этот раз Агеев был подчеркнуто бодр, энергичен и любезен, — а я привез вам свежие новости!
— И вам всех благ, любезный Сергей Семенович, — подчеркнуто вежливо ответил я, — позвольте узнать какие, хорошие или плохие?
— Хорошие, всенепременно хорошие — продолжал, улыбаясь, ротмистр, — следствие наше вполне закончено, преступник изобличен и даже сознался!