В пещере Куо посмеялся над Баем за то, что он так быстро вернулся («Ты как ручная обезьянка, от тебя не избавиться»), но Бай лишь сказал с облегчением: «Здесь безопаснее, чем в больнице», – и Куо снова рассмеялся. Ивао вернулся из пещеры связи с новостями: похоже, их нападение действительно послужило отвлекающим манёвром, как и сказал Куо. Воронка Ганьсу была пробита, чтобы занять мусульманскую армию, в то время как японские войска выполнили наконец своё обещание помочь, данное в обмен на свободу, которая в любом случае уже была получена, но могла быть оспорена, и японцы, ещё не истощённые войной, нанесли сильный удар по северному фронту, прорвали линию обороны, и стая обезумевших ронинов начала большое кровавое наступление, словно шутя продвигаясь на запад и на юг. Оставалось надеяться, что они прорвут и мусульманскую оборону и отступят из Ганьсу, оставив разбитых китайцев в покое на поле боя.
Ивао сказал:
– Думаю, у японцев нежелание, чтобы ислам завоевал мировое господство, пересилило ненависть к нам.
– Они умыкнут у нас Корею и Маньчжурию, – предсказал Куо. – И ни за что не вернут. Их и ещё парочку портовых городов. Теперь, когда мы обескровлены, они могут вить из нас верёвки.
– И пускай, – сказал Бай. – Пусть забирают хоть Пекин, если захотят, лишь бы это положило конец войне.
Куо взглянул на него.
– Я и не знаю, чьё господство было бы хуже, мусульман или японцев. Японцы те ещё крепкие орешки и точат на нас зуб. А уже после того как Эдо землетрясением сровняло с землёй, они вообще возомнили, что на их стороне боги. Они уже истребили всех китайцев в Японии.
– Нет, мы не перейдём в услужение ни к одной из сторон, – сказал Бай. – Китай несокрушим, забыл?
Предыдущие дни едва ли говорили в пользу этой присказки.
– Разве что самими китайцами, – отозвался Куо, – китайскими талантами.
– На этот раз они, возможно, развернули северный фланг, – заметил Ивао. – Это было бы уже кое-что.
– Это было бы началом конца, – сказал Бай и закашлялся.
Куо рассмеялся:
– Мы тут как между молотом и наковальней.
Он подошёл к запертому шкафу, вделанному в глинобитную стену пещеры, отпер его, достал кувшин ракши и сделал глоток. Он выпивал по кувшину крепкого спиртного напитка каждый день, когда запасы позволяли, с первой и до последней секунды бодрствования.
– За Десятый Великий Успех! Или уже Одиннадцатый? И мы пережили их все. – На какое-то мгновение он вышел за рамки обычной предосторожности – не говорить о таких вещах. – И их пережили, и Шесть Великих Ошибок, и Три Невероятных Провала, и Девять Величайших Неудач. Чудо! Верно, голодные призраки раскрыли над нами большие зонты, братья мои.