– Мощный флот может свести значимость сухопутной войны в Азии на нет, – сказал Ивао, когда однажды вечером они сидели на земле и ели рис, приправленный воспламеняющими пряностями. Заходясь кашлем после каждой ложки, он продолжал: – За время этой войны мы видели смену трёх или четырёх поколений вооружения, технологий в целом, большие пушки, морскую, а теперь и воздушную мощь; я не сомневаюсь, что придёт время, когда флотилии воздушных кораблей и летательных аппаратов будут единственным, что может повлиять на исход войны. Борьба продолжится наверху: победит тот, кто сможет контролировать небо и сбрасывать бомбы больше, чем те, что мы запускаем из пушек, прямо на столицы противника. На их заводы, их дворцы, их правительственные здания.
– И пусть, – сказал Бай. – Будет меньше крови. Отрубить голову и покончить с этим. Вот что сказал бы Куо.
Ивао кивнул, усмехнувшись при мысли о том, как бы он это сказал. Здешний рис не шёл ни в какое сравнение с тем, что готовил Куо.
Генералы из четвёртого собрания военных талантов встретились с индийскими генералами, и пока они совещались, на новом фронте к западу от них строились новые железные дороги. Комбинированное наступление явно было в разгаре, и все пытались строить свои догадки. Говорили, что их оставят позади, чтобы защищать тылы от мусульман, всё ещё находившихся на Малайском полуострове; что их отведут на корабли в устье священного Ганга и высадят на Аравийском побережье, чтобы обрушиться на саму Мекку; что им суждено штурмовать плацдармы на полуостровах северо-западной Фиранджи, и так далее. Не было конца и края историям, которые они сами себе рассказывали о том, как будет продолжаться их пытка.
Но в итоге они двинулись вперёд, снова на запад, держась по правую сторону подножия гор Непала, которые резко и зелено вздымались над Гангской равниной, как лениво заметил однажды Ивао, словно Индия таранным кораблём врезалась в Азию и пропахала землю под ней, протолкнувшись до самого Тибета и удвоив высоту земли, но здесь опускалась почти до уровня моря.
Бай покачал головой в ответ на эту геоморфную метафору, не желая думать о земле как о большом корабле на полном ходу, желая понимать землю как твердь, потому что теперь он пытался убедить себя, что Куо ошибался и они всё ещё живы, а не находятся в бардо, где земля только и может что скользить, как театральная декорация. Куо, вероятно, просто был сбит с толку своей внезапной смертью и не понимал, где находится, – скверный знак относительно того, кем он вернётся в следующем воплощении. Или, может быть, он просто подшутил над Баем – Куо умел подшутить над тобой, как никто, хотя он редко устраивал розыгрыши. Возможно, он сделал Баю одолжение, помогая пережить худшую часть войны, убеждая, что он уже мёртв и ему нечего терять – и, более того, что он воевал на войне, которая действительно что-то значила и могла принести реальную пользу, как-то повлиять на человеческие души в их чистом существовании вне миров, где они были способны к перемене, где могли узнать, что по-настоящему важно, и в следующий раз вернуться к жизни с новым пониманием в сердце, с новыми целями в мыслях.