Увидев надпись, Марья почувствовала, как к её горлу подступает горячая волна злости. Растеряв страх в стычке с неприступной блюстительницей при входе, Марья поняла, что она ничего и никого не боится и что сейчас, в эту самую минуту, ей по силам всё, даже спуститься в ад и вернуться оттуда обратно. Требовательно нажав на кнопку, она услышала мелодичную трель звонка и, отступив от дверей на полшага, стала ждать.
— Кто там? — голос за дверью был до боли знакомым, и Марья невольно вздрогнула.
— Принимай гостей, Люба, — громкие слова эхом прокатились по лестничной площадке.
— Ты? — Секунду помедлив, словно раздумывая, стоит ли ей открывать, Люба щёлкнула замком и, со звоном скинув цепочку с предохранителя, распахнула перед Марьей дверь.
— Я уж думала, ты не откроешь. — Шагнув вперёд, Марья заставила Любу отступить внутрь квартиры. — Ну здравствуй, подруга детства.
— Здравствуй. — Ошеломлённая непривычным напором Марьи, Люба отошла в сторону, впуская Кряжину в коридор, и, машинально оправив на своей роскошной груди оборку платья, с любопытством взглянула на Машу.
— Какими судьбами? — придя в себя, Шелестова склонила голову на бок и, с интересом окинув Марью взглядом, слабо усмехнулась.
— Догадайся с трёх раз, — скинув платок с головы, Марья расстегнула верхнюю пуговицу пальто.
— Ну с чем бы ни пришла, раздевайся, — медленно протянула Люба, с удивлением наблюдая за незнакомыми, смелыми до развязности манерами бывшей подруги.
— Раздеваться мне у тебя ни к чему, чаи с тобой гонять я не намерена, — жёстко произнесла Марья и, расстегнув сумку, достала из бокового кармашка какую-то вчетверо сложенную бумагу, — а вот почитать одну бумаженцию, я думаю, тебе будет небезынтересно.
— Какую ещё бумаженцию? — Сбитая с толку, Люба искоса бросила взгляд на желтоватый картонный листок в руке Марьи.
— Прежде, чем отдать тебе эту бумажечку и уйти, я хочу сказать тебе несколько слов, над которыми, хочешь ты этого или нет, тебе придётся задуматься. Кряжин — красивый лжец, отполированный снаружи и абсолютно гнилой внутри, — безапелляционно произнесла она, и на её губах появилось что-то среднее между гримасой и улыбкой. — Он — лгун, враль до мозга и костей, и, если тебе интересно, в общих словах я могу предположить, какую сказку про белого бычка он тебе тут плёл.
— Да что ты, даже так? — язвительно усмехнувшись, Шелестова с вызовом посмотрела на Марью, но в лице той не дрогнул ни один мускул.
— Так, и даже больше, — свободно выдала она, не пряча, по обыкновению, глаз в пол.
— И что же, по-твоему, он мне наговорил?