С трудом поднимая налитую свинцом руку, Маша толкнула стеклянную перегородку и вздрогнула: на затёртой пластмассовой тарелочке, прикрученной к прилавку винтиком, лежали тёмные, окислившиеся медяки пятикопеечных монет.
Огромная гора мелочи занимала почти всю тарелку, и только в самом центре её, растянув в язвительной улыбке беззубую прорезь, ехидно таращился ей в лицо подлый алюминиевый шуруп. Не веря своим глазам, Марья сделала шаг вперёд и, взяв с тарелочки монеты, начала их пересчитывать, но, выскальзывая из ладони, они падали обратно, и, сбившись со счёта, ей приходилось начинать всё заново. Горячий песок царапал глаза, руки напряжённо дрожали, а ватное одеяло, укрывшее её почти с головой, не давало набрать в грудь ни капли воздуха.
— И вы поверили, что она действительно оставит вам деньги? — сквозь полудрёму голос надменно улыбающейся, красивой девушки звучал отстранённо и казался совсем чужим, но жёлто-зелёные, с едва заметной карей поволокой глаза нельзя было спутать ни с чьими.
— Это какое-то недоразумение, — высохшие губы Марьи едва шевельнулись, и горячее дыхание, с усилием вылетевшее изо рта, обожгло ей брови.
— Ничего подобного, — вздёрнув подбородок, Самсонова сложила губы колечком и, взглянув на пожилую киоскёршу из-под полуопущенных ресниц, авторитетно кивнула: — Я — староста группы, и всё про всех знаю. Откуда могут взяться деньги у этой побирушки? — въедливо растягивая слова, Юля сузила глаза до узеньких острых щёлочек. — Она же нищая!
«А вот и нет, никакая я не нищая!» — хотела крикнуть Марья, но вместо этого у неё из горла вырвался невнятный хрип и, скатившись по гортани вниз, рассыпался в груди обжигающими кусочками остывающих углей.
Словно сквозь густой туман, до неё доносились какие-то голоса, пожилой мужчина в белом халате зачем-то брал её за запястье, но выдернуть у него свою руку у Марьи не хватало сил. Черты лица белого человека расплывались, переливаясь густым деревенским молоком и, сливаясь с накрахмаленной бязью постельного белья, расползались одним бесформенным пятном.
— Что с ней? — голос Кирилла был резким. Зацепившись за него, будто за спасательный круг, она собралась с силами и попыталась открыть глаза, но яркий свет, резанувший острой ослепляющей болью, заставил её снова зажмуриться, и, слыша, как голоса мужчин, переплетаясь, стали удаляться куда-то вбок, Марья поняла, что они выходят из комнаты.
— Если вы о лихорадке, то ничего страшного. — Марья услышала, как щёлкнул замок чемоданчика доктора. — Высокая температура, скорее всего, может быть вызвана переохлаждением или каким-либо другим фактором, вряд ли она имеет вирусное происхождение, хотя, знаете ли, в жизни бывает всякое, — предусмотрительно оставляя себе пути для отступления, добавил он. — Если вы хотите, чтобы Марья Николаевна поправлялась скорее, советую вам в точности соблюдать оставленные мною рекомендации. Ещё несколько дней мамочка будет чувствовать себя неважно, но на здоровье малыша, я думаю, её простуда не повлияет, так что особенно волноваться не стоит.