Мужик зло сопел, стискивал кулаки, но с места сходить не торопился.
— Ты чего тут? — наконец севшим голосом поинтересовался он.
— А ты чего? — также хрипло, подстраиваясь под него, отозвался я. И позу скопировал, и кулаки собрал, и набычился.
— А это… — растерялся мужик. — Водки надо.
— И мне надо! — угрюмо ответил я, и тут же расстроенно цокнул языком: — А нету!
Пьяница пожевал губами, явно борясь с тошнотой, дёрнулся туда-сюда кадык, расстроенный взгляд тоскливо обежал зал вокруг.
— Чё? Совсем нет?
— Вот те крест, — нету! — дожал я.
Мужик сразу как-то сник, словно воздух спустили.
— Ну чё-как? Пойду я… — сообщил он, отворачиваясь и сразу же чуть не заваливаясь на поломанный прилавок. Восстановил равновесие и, с трудом сориентировавшись в зале и найдя оплывшими глазами выход, уверенно порулил туда, себе под нос бубня: — У, Кузька, я тебе хвост-то накручу — поить и не похмелять! И курве своей скажи — не по-людски ж это! А у Василича самогон должен стоять…
Я проводил взглядом пьяницу, убедился, что дверь он уверенно преодолел, и повернулся к Фее.
Она уже поднялась на ноги, оправила блузку, длиннополую юбку и теперь ходящими ходуном пальцами пыталась вытащить из волос прилипшую наклейку ценника.
И, наверное, можно было подойти и помочь. Но сделать это — значит перейти границу рока. Это не мелочь, вроде спасения от пьяного недоброжелателя, а серьёзное переплетение судеб. И, как бы ни хотелось, а делать этого нельзя. Поэтому я стоял и смотрел на то, как дрожат тонкие белые пальцы, как медленно возвращается румянец на нежные щёчки и осмысленным становится взгляд.
Девушка отбросила в сторону скатанный в липкий шарик ценник и посмотрела на меня снизу вверх. Смущённо прикусила губу и тут же прикрылась ладонями от испуга:
— Ой, а водки вправду нельзя, — виновато прошептала она. — Дядя Стёпа не велит в будни продавать.
Понятия не имею, что за такой важный начальник «дядя Стёпа», но для местных, видимо, авторитет похлеще сказочного тёзки — милиционера. Оставалось только пожать плечами:
— Ну, нельзя, так нельзя.
И улыбнуться. Мягко, чтобы не испугать и так зашуганное нежное создание.
Тем более что улыбаться хотелось само по себе. Как когда-то, очень давно, хотелось радоваться без повода, смеяться над несмешным, плевать на преграды и ходить по воде. И, сдерживаясь, я сделал шаг назад. Ещё один. И подальше от огромных васильковых глаз, подальше от мягкости дивных волос, подальше от кожи, пахнущей ароматом нежности и осмысленности жизни. Шаг за шагом — к своему рюкзаку, к своей линии судьбы.