Юрка, увидев изменения в доме, приуныл:
— Уже спать?! Не хочу! Ну, не буду я!
Женька не отреагировал. Как сидел на разложенном спальнике, скрестив ноги по-турецки, так и продолжил сидеть. Только теперь бросил перед собой на пол серую тряпицу и, переломив ружье, занялся разбором. Он отстёгивал детали и аккуратно, почти беззвучно, укладывал их в ровный рядок, не поднимая глаз и не реагируя на бурную сцену. А Юрка расходился серьёзно.
— Ну, не хочу! Ну, не буду! Ну, это нечестно!
Он даже попрыгал на месте, потрясая кулаками и завывая на манер сирены пожарной машины.
Я от греха подальше отодвинулся и, привалившись к стене, стал наблюдать за развитием событий со стороны. В конце концов, они вместе уже год, а я тут так, гость, мимо проходящий путник.
Юрка стоял, дёргаясь и обиженно пыхтя, как паровоз. А Женька продолжал заниматься своим делам так, словно оставался один в комнате. Подойдя к нему поближе и попрыгав прямо перед носом стража, Чуда поникнул и опустил плечи, начал шмыгать носом:
— Ну, Жааань, — затянул он словно нищий на паперти. — Ну, ещё чааасиик… Ну, чуть-чуть…
И снова от стража не последовало никаких эмоций.
То ли детская игра, то ли привычный вечерний спектакль для двоих актёров, но зрелище увлекало и интриговало. И первая скрипка, конечно, принадлежала рыжему Чуду, чей театральный талант был на высоте.
Юрка подошёл к Женьке с одной стороны, постоял молча, сердито раздувая щёки. Потом с другой так же. Но тот даже не поднял головы. Чуда вздохнул и, подсев к стражу, спросил совершенно спокойно:
— А можно мне Тамплиер сказку расскажет?
Женя, не отвлекаясь от дела, кинул на меня задумчивый взгляд и снова углубился в оружие. Юрка, притихнув, как подмёрзший воробьёнок на жёрдочке, ждал. И Женька, потянув время, всё-таки разрешил:
— Можно. Только уже в постели! — и со щелчком поставил стволы на место.
— Ура!
И Юрка, счастливо вскрикнув, бросился ему на шею. Женька успел и ружьё отвести в сторону и подхватить под поясницу падающего мальчонку, когда, не рассчитав, тот завалился на него.
— Спасибо, спасибо, спасибо! — зачастил Юрка, быстро мазнул губами по щеке Женьки и сорвался с места.
Пробегая мимо меня, запрыгал от счастья на одной ноге и закричал:
— Сказ-ка! Сказ-ка!
И выкатился на кухню, к рукомойнику.
Вот такое вот рыжее мохнатое солнце на тонких ножках, да… Плещется в воде, торопится, вымачивая рукава в высоком поддоне, брызгается и приплясывает от нетерпения.
Почувствовав неладное, я резко обернулся.
Женя сидел, замерев, словно, как Юрка отпустил его, так он и застыл, не в силах сделать движение. Что-то нехорошее происходило у него внутри. Такое, что сродни пожару выжигающему всё дотла. И лишь моё внимание заставило его взять себя в руки. Он медленно отвернулся и снова занялся ружьём.