С этими словами Хаджар, надменно улыбнувшись, шагнул на подготовленную арену. Не то чтобы за пару месяцев путешествия он перенял манеры не лучших представителей аристократии своей родины.
Нет, вовсе нет.
У него, как и всегда, был план. План, по которому Шакх должен был выйти из себя и продемонстрировать всю полноту техники. Ибо, будь проклят Хаджар и его предки, если то, что сотворил мальчишка с кинжалами, вообще являлось “оружейной техникой”. Потому что Хаджар не чувствовал в ней духа кинжалов. Вообще — никаких духов!
Это была проклятая магия!
И Хаджар собирался выяснить, каким образом Шакх использовал ее с оружием.
Хаджар встал по центру арены — вплотную к палашу Шакара. Подобный жест для местных расценивался как самоуверенность, граничащая с бахвальством. Естественно, это не могло не задеть “нежных чувств” юного мальчишки.
Пока тот, пыхтя, разматывал тюрбан и сдергивал с себя кафтан с жилетом, демонстрируя готовность к кровавой битве, Хаджар мысленно дал себе оплеуху.
Как много времени прошло с тех пор, как он сам был в точно таком же возрасте. Да и чего уж там — сам по себе Шакха по веснам он обогнал не больше, чем на шесть, может, восемь. Но тем не менее, никак кроме “мальчишки” Хаджар его не воспринимал.
— Я жду от вас честной битвы, — суровым тоном произнес Шакар, обращаясь одновременно и к иностранцу, и к племяннику.
По Небесному солдату было видно, насколько сильно он переживал. Увы, вовсе не за Хаджара. Легкий укол одиночества был свидетельством того, что это слегка задело сентиментальность. Тут же в макушку Хаджара довольно ощутимо вонзились кошачьи когти.
— Ладно, ладно, — улыбнулся Хаджар.
По примеру Шакха он вылез из сандалий, размотал тюрбан и снял с головы, к всеобщему удивлению, белого котенка. Тот, оказавшись на песке, недовольно зашипел и тут же спрятался в красно-синих тканях тюрбана.
По сравнению с натренированным телом Шакха, где были прорисованы все группы мышц настолько отчетливо, что позавидовала бы иная скульптура опытного ремесленника, Хаджар выглядел несколько более… реалистично. Нет, в рельефности ему нельзя было отказать, но не такой показной, как у Шакха. Да и к тому же очень сложно было красоваться телом, на котором живого места от шрамов не было.
— Мой учитель говорит, что чем больше у воина шрамов, тем хуже он как воин, — зубоскалил Шакх. — Настоящий воин позволяет касаться своей кожи лишь любовнице!
— Ну, твоей-то явно никто, кроме матери, еще не трогал, — легко парировал Хаджар.
Шакх зарделся настолько отчетливо, что стало очевидно — ответный укол Хаджара попал в точку. Уверенность мальчишки добил неприкрытый смех Ильмены, пришедшей в себя после сражения.