Ввалились с мороза сменившиеся батарейцы, и стало не до разговоров, тем более таких…
Солдаты ложились спать в мрачном настроении, их не радовало даже то, что спят в этот раз в тепле и сухости. А тут ещё Ефим всех переполошил, вскочил, начал матрац перетряхивать.
— Клоповник развели тут наши сменщики. Не заснём, заедят. Вытрясать надо.
— Ефим, ты в комнате-то не тряси, выноси на мороз, там выбивай. Сейчас и мы за тобой. — Колька собрал в охапку постель, сунул босые ноги в сапоги и выскочил на улицу, следом за ним побежали и остальные. Полностью от клопов таким макаром не избавились, но всё-таки полегчало, кровопийцы жрали служивых уже не так свирепо.
В остальном ночь прошла спокойно, никто не поднимал их по тревоге и не ломился на постой. Колька был в своем обычном ровном настроении, Иосиф выглядел подавленным.
— Что, Иосиф, неужели опять ты всю ночь со своим знакомцем проговорил? — вполголоса спросил Колька. — Лица на тебе нет.
— Да… Опять приходил. Теперь он знает, на каком фронте я служу. Он очень хитрый, стал расспрашивать о службе, говорил о Рокоссовском, Василевском и Коневе… Тут-то я и проговорился насчет Черняховского и что стоим мы под Гумбинненом. Как он смеялся, похлопывал меня по плечу, хвалил и обещал, что очень скоро меня найдёт его человек. И ты знаешь, Колька, он сделает это. Он всегда доводит до конца то, что задумал. Отец всегда говорил, что дядя Иосиф самый последовательный и упорный из руководителей партии.
— Успокойся, Иосиф… Пусть Ефим расспросит комбата, что хотел от него Черепок. Мало ли тем у него для разговоров, то самострелы, то сумасшедшие перебежчики, болтуны да анекдотчики… А может, просто водки выжрать решил. Давай есть, и будем готовить обмундирование, после обеда опять в окопах мерзнуть.
Солдаты доели все, что осталось со вчерашнего дня, подсушили одежду, валенки подлатали, натянули на себя все, что могло помочь согреться в окопах. Ефим воротился, когда солдаты уже собирались выходить из дома. Иосиф обрадовался и стал расспрашивать о новостях из штаба полка, а Колька все торопил с выходом, обещая завести Ефима на кухню и договориться о хорошей кормёжке. По дороге, улучив момент, когда Иосиф ушел вперёд, Колька сказал:
— Попытай потихоньку у комбата, чего от него особист хотел. Позавчера он целый час на КП мурыжил нашего капитана. Только аккуратно, без нажима…
Ефим просьбе удивился, но, не задавая лишних вопросов, утвердительно кивнул. Колька оставил его на кухне, а сам с Иосифом отправился на позиции.
Новый повар не пожадничал, накормил до отвала. Так что к комбату Ефим явился довольный, даже несколько осоловелый. Получив разрешение войти, он перетаптывался у дверей, не зная, с чего начать разговор. Но комбат сам заговорил с ним, спросил, что слышно в штабе полка. Ефим пересказал всё, что узнал от штабных телефонистов, большей частью пустой трёп, но и по делу кое-что: о том, что от командующего артиллерией фронта всё время звонят, справляются о запасах снарядов, требуют докладов о готовности к стрельбе, уточняют, а то и вовсе меняют намеченные для поражения квадраты. Обстановка нагнетается, значит, вот-вот и начнётся. Вот и особисты в полк зачастили, землю роют по всему переднему краю, тоже верный признак. Разговор сам по себе вырулил на нужную Ефиму тему.