На рассвете силы оставили Риту; теряя сознание, она опустилась на дощатый пол. Ненадолго потеряла сознание, вскоре очнулась с мокрым от слёз лицом и влажными волосами. Деловито собрала разбросанные вещи, оделась. Поцеловала голову Марка в лоб, легко коснулась пальцами его губ, бережно завернула голову в простыни. Она уложила вещи в чемодан, приготовленную в дорогу еду — в заплечный вещмешок. Решила, что хоронить Марка не пойдёт. Она не хотела видеть, как тело мужа опускают в землю, не приняла душа её этой гибели, а похороны утверждали смерть. Да и санитарный поезд не мог задержаться даже на минуту.
Вскоре пришли солдаты, Маргарита открыла дверь, отдала блюдо с головой Марка, плотно перевязанное простынями. Велела Ефиму подробно описать ей в письме место, где похоронят капитана. Адрес написала ему на фотокарточке, на которую они снялись с Марком в прошлом сентябре. Карточек таких напечатали две, и всё равно она жалела отдавать вторую, но знала, что так адрес у сержанта не затеряется, уж если останется жив, то карточку сбережёт. Когда солдаты ушли, она не выдержала, расплакалась. Расплакалась от горя утраты, от того, что уходит часть её жизни, может, самая главная её часть, её молодость, и заканчивается она трагически.
— 23 —
31 декабря — 13 января 1945 года. Шталлупенен
Давно Штабной не испытывал такого прилива сил и оптимизма, как в последние дни 1944 года. Энергия переполняла его, всё хотелось сделать как можно лучше, довести до логического завершения каждую, даже локальную операцию, запланированную им на начальной стадии решительного фронтового наступления. После возвращения в штаб фронта из поездки на кладбище Вальдаукадель, где лежал его брат Юрий, теперь он знал это точно, Штабной неутомимо работал. Особое просветление снизошло на него. Он корректировал планы наступления частей, предощущая ответные действия противника, выбирая самые эффективные варианты наступления, фланговых охватов, тактических отходов и контрударов.
Из работы он вынырнул только вечером. Новый год наскочил на него, как курьерский скорый поезд. Он сложил карты, бумаги, прошёлся по соседним кабинетам. Почти все офицеры уже закончили работу и спустились вниз, где хозяйственники штаба накрыли большой стол. По случаю праздника выставили несколько бутылок водки. За стол никто не садился, ждали начальника штаба генерал-полковника Покровского. Чтобы не толкаться у стола, Штабной, занятый своими мыслями, пристроился в углу обеденного зала.
Офицеры, разбившись на группы, оживлённо разговаривали, а ему вспомнилось, как он встречал новогоднюю полночь с 1914 на 1915 год. Тогда, во второй половине декабря некоторые части 27-й дивизии вывели на отдых, в резерв. Стояли они в Роминтенской пуще. В том самом посёлке Гросс Роминтен, в который он недавно наезжал, километрах в двадцати от замершей линии фронта. Солдаты и офицеры отдыхали, помаленьку баловались охотой в угодьях, где традиционно охотились германские кайзеры и прусские короли. Орловцев в этих забавах не участвовал, его дни и в резерве заполнялись множеством служебных забот. Но когда офицерам предложили короткие отпуска, буквально на два-три дня, для поездки в Вильно, он загорелся поехать, пообещав, что к новогоднему вечеру вернётся в часть.