Неожиданно день потускнел, подёрнулся серой поволокой. Серость эта все сгущалась и сгущалась, переходя в черноту. Облака, ещё минуту назад белые, теперь сумрачно потемнели. Всё затихло и оцепенело, как это случается погожим летним днём при приближении нежданной грозы. Воздух стал густым и тяжелым, на замерших деревьях не колыхалась ни одна ветка, не шевелился ни один листок. Слова замирали, едва сорвавшись с уст говорящего. Воцарилось тревожное молчание, веселье сменилось растерянностью, а затем ужасом. Все с болезненной остротой ощутили трагический символизм надвигающейся темноты. Полное солнечное затмение грузно нависло над Восточной Пруссией 21 августа, на следующий за русской победой день. День, когда победители праздновали первую многообещающую победу, дав проигравшим шанс стремительно нарастить свои силы, чтобы затем, сжав их в кулак, нанести ответный смертельный удар. Не больше десятка минут висела над землей тягостная тень, и с постепенным освобождением солнца из лунного плена природа стряхивала оцепенение, оживала, но люди оставались в смятении. Павлов, подавленный произошедшим, уже больше не балагурил, молча сидел за столом и что-то торопливо писал на вырванном из тетрадки листке. Оказалось, письмо родителям. Многие офицеры по какому-то неясному им самим позыву вслед за ним сели за письма своим близким. Орловцев поддался общему настроению и написал трогательное письмо родителям в Тверскую губернию. На отдыхе время тянется в разы медленнее, чем в бою или на марше. Но и этот томительный день отдыха закончился, и своим чередом прошла ночь.
Утром 22 августа части 27-й дивизии тронулись на запад. Дивизии было приказано выйти к Алленбургу[16]. Шли широким фронтом, растянувшись между Инстербургом и Даркеменом точно так, как бежали немецкие войска с поля боя под Гумбинненом.
Повсюду глаза натыкались на следы этого поспешного отступления: брошенные винтовки, ранцы, патронные ящики, опрокинутые повозки со снарядами и орудия, трупы лошадей, бинты и окровавленная вата. Офицеры и солдаты видели, что отступал противник в панике, немцы попросту бежали. Значит, преследование врага развивалось бы успешно и привело бы к полному разгрому немецкого корпуса. А если бы удалось ввести в преследование кавалерийский корпус и дивизии, то за двое суток судьба провинции была бы решена и войска врага отбросили бы далеко, за Вислу. Судьба дала русским счастливый шанс, дала не просто так, а за мужество и стойкость солдат и офицеров под Гумбинненом. А ещё вернее — за великое терпение, которое в обороне важнее смелости. И этот шанс высшие командиры упустили, не смогли использовать. Повторится ли он, или судьба отворачивается от тех, кто не удерживает огненную птицу удачи в своих руках?