Возвращение на Голгофу (Бартфельд) - страница 79

Вскоре Вера вернулась в простом, но изящном костюме с небольшим дамским чемоданчиком в руке. Улыбнулась, легко взяла его под руку, и они впервые вместе вышли на крыльцо, и сошли по лестнице на улицу, как сходят спасшиеся влюбленные с корабля, много месяцев без руля и ветрил скитавшегося по волнам океана. Она шла рядом с ним, радостная, не спрашивая, куда они идут, целиком доверясь ему. До маленькой гостиницы, где жил Орловцев, ходьбы было минут пятнадцать, и он, не решаясь вести Веру сразу в свою обитель, завернул в приглянувшееся ему венское кафе.

Они уселись за маленький столик у окна, Николай заказал пирожные и кофе по-венски. Все время, пока ждали заказ, он держал её за руку, а она щебетала, рассказывая ему про жизнь и учёбу в Смольном институте, про госпиталь. Но он не понимал её слов, только слышал, как звучит её голос, чувствовал тепло её руки. Для безотчётного счастья хватало уже того, что она хочет рассказывать ему о себе. Наконец принесли заказ. Она взяла чашку и сделала первый маленький глоток горячего напитка, затем изящно откусила пирожное. Увидев, что Николай не притрагивается к своей чашке, а смотрит на неё, не отрывая глаз, она улыбнулась и, как бы оправдываясь за свое нетерпение, сказала:

— Извини, я больше месяца не пила кофе и не ела пирожных. Спасибо, что привёл меня сюда. Очень хотелось попробовать.

— Что ты, я любуюсь тобой… Только не обожгись. — Орловцев и не заметил, как легко за разговором они перешли на «ты».

— У тебя сегодня был трудный день? Ты будто из боя вернулся…

— Нет, воевать нынче не пришлось, но по городу побегали изрядно, да и перенервничали все…

Орловцев смотрел на Веру, которая держала в тонких, но длинных и сильных пальцах хрупкую чашку из немецкого фарфора. Солнечный зайчик, падал на тонкий фарфор, на её руки, трепетал на щеках, а когда попадал в глаза, она смешно щурилась и отворачивалась, морщила изящный носик, что трогало и веселило Орловцева. Когда она доела пирожное, Николай начал кормить её своим. Он бережно подносил маленькую серебряную ложечку к её полным губам, Вера аккуратно брала кусочек, и тогда солнечный зайчик играл на её ровных, жемчужных зубах. Детский восторг и счастье наполняли их обоих.

Сколько это продолжалось они не знали, и лишь только когда солнечный лучик перестал играть на их лицах, солнце зашло за остроконечную черепичную крышу соседнего дома, они встали из-за столика. Орловцев расплатился, дал официанту щедрые чаевые, и вслед за Верой вышел на улицу. Они шли, держась за руки по длинной прямой улице, которая где-то там, далеко, выходила к вокзалу, и им казалось, что они идут по серебристой глади реки, а не по блестящей гранитной брусчатке, и навстречу им в ярких лучах бежит-катится златокудрый малыш-солнце.