Сначала он один будет плясать с девушкой, которая ему приглянулась, потом к ним присоединятся другие и тоже будут рычать, выть, вскрикивать, это называется у них гуляньем.
И почудится им, что за дамбой снова деревня, выгон и большой луг, Марцин-дурачок, дома, сады, поля, кошки, собаки, куры, и белые бугорки взрытой хомяками земли, и смрад стоячей воды, и смрад перегноя, и кровавая мокрота у Ясека Маяка, которого прозвали «Ангелом» за бледность, предсказывая ему раннюю смерть, и не ошиблись — он умер рано.
Начнется пляс вечером, и плясать будут долго, а когда кончат, с удивлением посмотрят на городские огни за валом.
Владек Ямрозик еще мало водки выпил, и этих цветных шаров еще мало, но найдутся такие, что их сюда понаносят».
Мне стало жаль Старика, когда я слушал его странный рассказ о гулянье; он нервничал, и все эти мелочи, вроде разноцветных воздушных шариков, вызывали у него отвращение; он тешил себя надеждой, что Владек Ямрозик пустит в ход свой складной нож и проколет воздушные шары, а неистовая пляска воскресит по той стороне дамбы деревню и все деревенские запахи, которых Старику так не хватало.
Увидев высоко в небе воздушный шар, Старик сказал: «Город похваляется, стоят там всякие и смотрят, задрав вверх голову и обнажив из-под галстуков белые шеи. А Владек хлещет водку и готовится к драке; вечером начнется оберек, а под утро Владек будет возвращаться в город и плакать — такой уж он всегда, когда выпьет».
Старик молча смотрел на шарик, который летел к нашему острову и снижался. Смотрел с отвращением. А шарик опускался все ниже и ниже и пролетел над самыми нашими головами. Старик молчал. Шарик опустился на воду и поплыл вниз по течению. Долго было видно, как он плыл к излуке, пока не исчез из глаз — то ли лопнул, то ли слился с цветом реки; и снова перед нами была лишь пустынная водная гладь.
Теперь Старику ничего не мешало вернуться к Ангелу, то есть к Ясеку Маяку, бледному чахоточному парню, чей облик внезапно возник в его памяти.
И Старик продолжал: «Ангела уже нет; он умер весной, когда вырубали цветущие сады. Ангел сидел на поваленной вишне в цвету и, сплюнув красную слюну, сказал: «Скоро помру». Потом отломил цветущую ветку, сказал: «Пахнет», и посмотрел на поле, где было уже много машин. Поле перерезали канавы, и на нем желтела какая-то чудна́я, вывороченная из-под низу земля. И железа на поле было много. И высились красные дома.
С полей доносился крик и скрежет.
Ангел всматривался в поля, прислушивался, обламывал ветки с цветущих деревьев и делал букеты. Чего-чего, а цветов в то время было сколько угодно.