– Какой профессии? – измученным голосом спросил он, поняв, что ему некуда деваться от безумца. – Чародейской? Да посмотрите на меня… если б я и вправду умел что-нибудь в этом роде, разве я дошел бы до такого состояния?
Никса посмотрел. Ничего особенного в состоянии Овечкина он не видел, случалось встречать и похлеще – юродивых, кликуш и вовсе невменяемых, – но воспользоваться моментом не преминул.
– Я хорошо заплачу, сударь, – вкрадчиво сказал он. – Как вы предпочитаете – деньгами или драгоценными камнями?
Михаил Анатольевич несколько секунд смотрел на него, то открывая, то закрывая рот.
– Послушайте, – сказал он наконец. – Вы меня не за того приняли. Никакой я не чародей. Я – несчастный одинокий человек, лишившийся дома и не знающий, что будет со мною завтра. Какой помощи вы от меня ждете?!
– Обыкновенной, – бодро сказал Никса, ни малейшей бодрости, впрочем, не испытывая. – Умеете ли вы отыскивать пропавших людей?
Молодой король, может быть, и поверил бы оборванцу. Но, вопреки честному выражению лица и явной незадачливости стоявшего перед ним человека, талисман Маколеев все еще подавал сигналы о наличии у того магической силы. Оставалось предположить, что маг попросту не хочет связываться с Никсой, уж неизвестно почему, но не хочет… черт бы побрал, в самом деле, эту непонятную страну!
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Не умею, – сказал Овечкин. – Ничего я не умею.
Никса молчал, но глаз не отводил. И глядя в эти ясные, такие яркие зеленые глаза, Михаил Анатольевич вдруг усомнился в своем первоначальном предположении. Молодой человек не походил на безумца. В чем же тогда дело?
Неожиданно он сообразил, что это уже второй раз… первым заподозрил его в чародействе Ловчий. И Михаилу Анатольевичу стало как-то очень не по себе.
– Ну, не чародей я! – с тоскою повторил он. – Что вы все, с ума посходили, что ли?
Никса кивнул, и глаза его потемнели.
– Простите.
Молодой король закусил губу, чувствуя, что последняя надежда оставляет его. Денег этому магу не надо… не силой же добиваться помощи!
– Я странствую уже год, – тихо сказал он. – И нигде не встречал столь бессердечных людей… я видел жадных и злых, клятвопреступников и убийц, дураков и мудрецов, и я всегда мог понять движущие этими людьми силы – любовь или ненависть, властолюбие или корысть. Но вас, землян, я не понимаю. Как не понимаю и того человека, которого ищу. Верно, он и вправду нашел здесь надежное укрытие… может, он попросту родом отсюда. Извините, сударь, за беспокойство. Прощайте.
Он повернулся, собираясь уйти. А Овечкин вздрогнул. Он почти ничего не понял из того, что сказал этот странный молодой человек. Но он видел его глаза. И, может быть, потому, что все чувства его были нынче обострены, он разглядел в этих глазах неприкаянность, сродни своей собственной, и великую усталость. И про последнюю надежду он все понял. И хотя не было никакой вероятности, что Михаил Анатольевич сможет хоть чем-то помочь, он повиновался внезапному импульсу, не желая, чтобы этот человек ушел с таким выражением в глазах.