— Это они по станции Чихачево бьют, — произнес старик. — По немецким поездам метят, сказывают — уж много вагонов разбили. И как это они дорогу находят, по звездам, что ли?
— У них, папаша, приборы такие, что и до фашистской столицы доведут. Эх, отец, повоюем мы еще, поплачут фашисты от войны, которую сами затеяли!..
— Ну-ка помолчи… Немцы едут, — сказал старик.
Теперь и Мохнашин услышал побрякивание железа, скрип колес и чужую речь. Обоз двигался навстречу широкой полевой дорогой. В темноте замелькали огоньки папирос.
И то, что враги так спокойно едут по русской земле, покуривая и болтая, наполнило лютой злобой сердце Мохнашина. Он властно взял за локоть старика и потащил его в сторону бугра над дорогой.
— Ложись, — прошептал он.
— Ты что задумал, парень? — прикрикнул было старик.
— Молчи, — уже резко приказал Мохнашин. — Стрелять будем. Вот тебе винтовка. Стреляй по моей команде.
— Оставь, парень!
— Один стрелять буду, коли так, а не пропущу врага!
Обоз был совсем близко. Огоньки папирос плыли в темноте прямо на них. Мохнашин лежал рядом со стариком, крепко прижав к плечу автомат. Он не видел, но чувствовал, что и старик держит на изготове винтовку, напряженно следя за огоньками.
— Огонь! — тихо скомандовал Мохнашин и нажал спусковой крючок.
Короткий треск автомата на миг оглушил его. И тут же ударил винтовочный выстрел. Мохнашин опять пустил короткую очередь, и опять ударил выстрел. Он видел, как огонек папиросы описал крутую дугу, слышал перепуганные крики солдат, ругань, команду и бил по этим голосам, — и казалось ему, что вся широкая равнина наполнилась грохотом выстрелов.
Фашисты еще не сделали ни одного выстрела, когда автомат сухо щелкнул: кончились в обойме патроны. Старик и Мохнашин отбежали к кустам, и тут только первые пули просвистели у них над головами. Пригнувшись, они побежали быстрее. Позади них трещало дерево, храпели лошади. Немцы палили длинными очередями, рассыпая веером трассирующие пули, но старик и Мохнашин благополучно уходили все дальше и дальше.
— Ну, парень, рисковый ты! — одобрил Ефим Яковлевич.
— Стукнули ладно! Спасибо, Ефим Яковлевич, за поддержку! В другой раз так не поедут!
— И опять ты у нас остался…
— Съест нас с тобой хозяйка.
2
Ефим Яковлевич сидел на лавке, щурил глаза, посмеивался важно в черную бороду и рассказывал:
— Вот, парень, дело какое ночью было. Едет, сказывают, фашистский обоз, везет шнапс — водку свою, муку, крупу. Едут они этак спокойно, сказки рассказывают, здешние места хвалят — хороший, дескать, мирный народ здесь живет. А тут и начали в них стрелять, по людям, по лошадям. Били их, били… А когда засветало, увидели немцы, что из тех людей никого уже нет, а у них лошади разбежались, телеги поломаны, водка растеклась, мука с солью смешалась. Хоть и неизвестно, сколько убитых и раненых, а только на трех телегах их повезли.