— Поговорить, доктор, надо, — фамильярно начал он.
— Давайте поговорим.
Пелагея Ильинична оставила их и, выходя, плотно закрыла дверь.
Минут через десять дверь кабинета с треском распахнулась, показалась спина Белоусова и послышался заикающийся, гневный голос Татаринцева.
— Покиньте не… не… немедленно больницу. И не смейте ко мне входить.
— Жаловаться буду, невинного человека подозреваете.
— Сестра! — беспомощно позвал доктор. — Вы… выведите его.
Но Пелагеи Ильиничны в комнате не было.
— Я уйду, уйду… А на тебя, доктор, управу найдем. Надел халат и задается.
— Вы пьяны, — поморщился доктор. — У… у… уходите!
В комнату быстро вошла Пелагея Ильинична.
— Идите скорее, — испуганно сказала она. — Опять началось. Ольгу Михайловну позвать?
— Подождите… Вот его выведите.
Доктор поспешно прошел в палату.
— Опять гамишь, — с презрением сказала Пелагея Ильинична.
Белоусов, сразу притихнув, растерянно смотрел на сестру.
— Ну, доктор сказал, что надо уйти — уходи.
— Что с ней, скажи?
— Потом узнаешь, а сейчас ступай. И к доктору больше не лезь. Слышишь, ты, гамон!
Белоусов пошел, но у двери опять остановился.
— Скажи, как она?
— Трезвый приходи, ишь буркалы-то налил.
Он наконец вышел.
В палате больной на столе стояла лампа под абажуром. Небольшой круг света падал на блестящий пол. Женщина была в тени. На ее сером лице резко выступили синюшные губы. Распрямленные руки лежали поверх одеяла. Выделялись темные кисти с короткими круглыми пальцами. Пелагея Ильинична осторожно поправила подушку. Больная открыла глаза.
— Я виновата сама… — едва слышно произнесла она. — Я знала, что так кончится.
— Все страшное прошло, — сказал доктор. — Вам будет лучше.
Женщина слабо покачала головой. Она закрыла глаза, глазные впадины быстро наполнились слезами, и в них, как в озерках, заблестели отражения лампы.
Доктор и сестра вышли из палаты.
— Прогнали его?
— Ушел.
— Наглец. Пришел убеждать, что ребенок не его. Просил дать бумажку о какой-нибудь болезни жены. Ему, изволите видеть, надо в город ехать, и он ждать не может.
Они стояли в темной приемной. На улице, над крыльцом, горел керосиновый фонарь. Ветер раскачивал его, и по полу двигался фантастический рисунок теней березы.
— Это четвертый раз, — сказал усталым голосом доктор. — Нам не компенсировать потери крови. Я все испробовал.
В полночь у больной опять началось кровотечение, и в два часа ночи все было кончено. Женщина лежала на постели, вытянувшись, ее ноги высовывались между прутьями спинки кровати. Простыня закрывала плоское тело.
2
Несколько дней шли теплые дожди, смывая последний снег, уцелевший в лощинах, оврагах, в лесу. По утрам над землей плавал синеватый туман. Казалось, что дождь и туман старательно обмывают и протирают каждый камень на шоссе, каждую веточку, доски заборов, крыши домов, окна. И когда кончились дожди и наступили ясные солнечные дни, все заблестело необыкновенно ярко и свежо.