— Нет, Пух, нет! Нельзя! — Мось-нэ>2 подхватила неугомонного щенка под тёплый розовый живот и понесла к приоткрытой двери в дом. — Вот научишься летать, потом прыгай вниз, сколько захочется. А пока не умеешь — не берись.
Домик Мось-нэ стоял на самом краешке бледно-золотистой земли. Куда ни глянь, вокруг распахивало объятия тёмно-синее глубокое небо с огоньками близких и далёких звёзд. Время от времени их застилали тучные снежные облака; пушистые снежинки летели сплошной стеной, и тогда только и оставалось, что пить горячий чай у окна да вязать варежки, шарф или плед, ожидая, когда погода сменит направление.
В хорошие ясные дни Мось-нэ завязывала на себе платок крест-накрест, укладывала в него сотворённые вещи, усаживала Пуха и спускалась по бесконечно длинной лесенке к верхушкам растрёпанных изумрудных елей и ещё ниже, в чащу леса, из которой добиралась до поселений, чтобы обменять накопленный товар у местных жителей на мясо, шкуры или молоко.
Сильно ли удивлялись ей, маленькой девочке, вышедшей из чащи? Кто знает… Мало ли таких, как она, бродит по миру, если приглядеться?
Пух резво спрыгнул с рук, отряхнулся, сбрасывая уличный холод, точно надоевшую шубу, и свернулся у очага. Он — вечный щенок — не задавался такими сложными вопросами, как «можно» или «нельзя». Чуткий нос улавливал в потоках ветра другие запахи — это значило, что пришёл новый сезон, и совсем скоро пора будет отправляться ко второй сестре. Жёсткий хвост ритмично стучал по полу в нетерпении.
Так уж случилось, что целых полвечности назад Мось-нэ и Пор-нэ сильно повздорили, и уютный домик опустел ровно наполовину. Больше не булькала в кастрюле вкусная похлёбка, не шкворчало мясо, брызгаясь ароматными каплями сока, не варился густой сладко-кислый кисель… Прекратились шумные игры и растаяли добрые сказки по ночам. И хотя Мось-нэ постоянно что-то напевала под нос, да стук спиц друг о друга разгонял тишину, — это не шло ни в какое сравнение с теми днями, когда всё было хорошо.
Снаружи резко хлопнули ставни, заскрипел снег в монотонном свисте ветра.
— Ветер волком набрасывается! — Мось-нэ заскочила обратно в дом и, упёршись ногами в порог, потянула на себя дверь. Та норовисто дёргалась, но в конце концов сдалась. — Фух, — девочка съехала по стенке на пол, отряхивая мягкую шубку. — Варежку у меня утащил, — она растопырила пухленькие пальцы, показывая их щенку. — И на что она ему?
* * *