– Золото, да не то, – быстро сказал Меркул, оглядываясь на хитников.
Осташа тотчас вспомнил расписку от старца Павла, что на Кокуе случайно нашел в Кикильиной одеже. Все стало ясно: этот Меркул тайком сплавлял часть добычи старцу Павлу, а свалить грех хотел на Ипата. Только Кикилья-то, дочь Ипатова, как на то согласилась? Неужто такая дура непроходимая?
– Эй, артельники!.. – торопясь, заговорил Осташа, чуть приподнимаясь, насколько веревка позволяла. – А я догадался, куда ваша добыча утекла! Это Меркул украл ее у вас и старцу Павлу продал! Я у девки вашей ненароком расписку старца видел на девять чарок от Меркула Опалёнкова!..
Водолив – здоровенный волосатый мужик с брюхом и смоляной бородой, торчащей, как труба, растерянно смотрел то на Меркула, то на хитников. Кикилья стояла дура дурой, ничего не понимала. А Меркул вдруг подмигнул Осташе.
– Робя, девку обшарить надо, – не оборачиваясь, сказал старый и лысый хитник без ноздрей. – А ты, парень, помни, что у нас слова как ножики, и даром – только в яму с головой.
Кикилья завыла, когда трое или четверо мужиков потащили ее в сторону, повалили и с руганью стали задирать и рвать одежу.
– Меркулушка, не дай лапать!.. – отбиваясь, голосила девка.
– Да кто тебя еще не лапал-то… – негромко хмыкнул Меркул.
Хитники ждали, глядя на ворочающуюся кучу людей.
– Нету при ней ничего, дядя Еким, – поднимаясь и отряхиваясь, сказали мужики.
Полуголая, растрепанная Кикилья сидела, раскорячив белые толстые ноги. Сопя и хлюпая носом, она собирала вокруг себя втоптанные в землю обрывки сарафана.
Меркул ухмыльнулся Осташе в лицо. Осташа почувствовал, что звереет, задергал плечами, пытаясь освободиться. Опять он сдурил: ну кто ж будет держать такую расписку при себе? Спрятала ее Кикилья где-нибудь по дороге – на том же Кокуе или под кобёлом… А за поклеп и Меркул, и хитники, и сам Ипат с него взыщут! Страх и гнев пережали Осташе горло, но хитникам показывать это было нельзя.
– Ты, паря, все равно мертвец, так скажи правду дяде Екиму, – негромко, добродушно попросил Еким с вывороченными ноздрями.
– Еще посмотрим, кто мертвец, – сквозь зубы ответил Осташа.
Он завертел головой, словно от духоты. Облачное небо плеснуло в глазах, как простокваша. Что ж за судьба-то такая злая у него, у Осташи, – всем костью поперек горло встревать!..
– Ну так что, сдает Ипат Терентич золотишко тайком от нас старцу Павлу или как? – лукаво улыбаясь, спрашивал Меркул. – Решай, братец, жизню-то Ипата Терентича… За воровство от своих его артель карать будет, а за воровство от старца Гермона – Яков Филипыч, суровый человек… Скит старца Гермона шибко недолюбливает скит старца Павла, а истяжельцы Гермоновы охулки на руку не кладут.