– Сразу застрелишь или пройти можно? – спросил Осташа, останавливаясь у крыльца.
– Могу и сразу, – согласился солдат, не подымая головы. – Не видишь – заперто. Нету никого. Приказчик вон там, на разгрузке.
– А ты чего тогда сторожишь? Щели в половицах?
– Казну кордонскую, дурак. Подожди, Илье Иванычу сейчас не до тебя. Сядь вон там, на чурбак, от оружья подальше.
Осташа уселся на чурбак у крыльца.
– Колено-то где повредил? – уже миролюбиво спросил он.
– Осколком гранаты турецкой под Козлуджем разбило. Вот и списали из гренадерской роты, с глаз долой от Александра Василича.
– Значит, против Петра Федорыча на Чусовой ты не воевал?
– Вор твой Петр Федорыч. Но я не воевал. А коли и воевал бы, тебе-то что?
– Да ничего. – Осташа пожал плечами.
– Эй, служба, дай водицы попить, – раздался вдруг голос откуда-то из ближайшего амбара.
Солдат вздохнул, вытащил из-за спины медный ковшик и протянул Осташе:
– Не почти за труд, парень, отнеси воды арестанту. В окошко ему подай. Тяжело мне самому ковылять, да и расплескаю.
Осташа поднялся с чурбака, зачерпнул воды из бочонка, стоящего под потоком, и пошел к амбару. Волоковое окошко-щель было шириной с ладонь. Осташа сунул в него ковшик и увидел, как две осторожные руки приняли ковш и утянули в темноту. Через некоторое время ковшик выполз обратно пустой.
– Слышь, покажись-ка, – попросил Осташа арестанта. Бледное лицо появилось в щели окошка.
– Я тебя по голосу узнал, – сказал Осташа. – Ты ведь Кирюха Бирюков из Старой Утки, да?
– Верно, – удивился арестант. – А ты кто?
– Остатка Переход. Мы с тобой сопляками в бабки лупились, пока наши батьки свои сплавные дела обсуждали.
– Не помню, – виновато сказал арестант.
– Память у тебя не сплавщицкая…
– Так я не сплавной, я по плотбищному делу был.
– Эй, кончай с арестантом говорить! – издалека прикрикнул солдат. – Ну-ка поди оттудова!
– Ладно, я еще вернусь, – пообещал Осташа и пошел обратно к крыльцу. Он снова уселся на чурбак и спросил солдата: – Что за тать у тебя под замком сидит?
– А я почем знаю? – хмуро ответил солдат. – Мое дело – стеречь, а исповеди пусть поп слушает. Этого татя со сплава сняли. Его везли откуда-то с заводов в Оханск, чтоб дальше по Казанскому тракту гужом отправить, да барка пробилась на камнях у Воронков, плыть не смогла. До ближайшей оказии велели татя закрыть в амбар.
– Верно, знатный разбойник был. То-то я гляжу – бородища от глаз, волосья колтуном, руки в шерсти, за плечом мешок с отрубленными головами.
– Тебе чего от меня надо? – разозлился солдат. – Я его, что ли, заковывал?