Ах ты злокозненная обманщица. Я вспоминаю оперу «Паяцы», которую мы вместе смотрели зимой. Он — любовник, она — развратница, а я — в данном случае сомнений быть не может — паяц.
Тут в голову мне приходит странная мысль. А что если уронить салфетку, нагнуться за ней и взглянуть, что там происходит под столом на их конце. Что я обнаружу? Как ее белые пальцы нежно, неловко поглаживают его ничем не прикрытый могучий член сабра, который загибается вверх, чтобы было приятнее. Вопрос: что они собираются делать, если перепачкаются?
Ответ — проще некуда.
Она возьмет льняную накрахмаленную салфетку, на которой золотой филигранью вышито гигантское «П» (означающее Пламов), — каждый из нас достал такую из бокала, едва усевшись за стол.
Опять смеются.
Или делают вид.
Я уверен, что, когда они смеются, она сжимает его еще крепче.
Потому и смеются.
А я вновь возвращаюсь мыслями к юному Манфреду Сицилийскому и к моему Манфреду, который каждое утро выходит, блестя влагой, из душевой и знает, что я гляжу, потому что он неотразим.
Мне тем временем не придумать, что сказать Наде, сидящей слева. Лучше уж заговорить с Клэр, напротив и по диагонали. Она за столом всегда такая тихая, такая осмотрительно-недоступная; она излучает этакую незапятнанную прерафаэлитскую двусмысленность — одновременно обескураживающую и отрезвляющую. Глядя на нее, я, как и на предыдущих сборищах, пытаюсь представить себе, какую иную сущность способен извлечь из нее страстный поцелуй. Сохранит ли она сдержанность, нерешительность или впадет в буйство? Мне хотелось бы пробудить в ней зверя. Я почти в состоянии вообразить себе, как бы мы поцеловались, если бы я перехватил ее в пустом коридоре, положил ладонь ей на щеку, впился ей в губы. Она пытается не поднимать глаз. Но я знаю, что она знает, как я на нее смотрю, знает, о чем я думаю. На меня она никогда не смотрит.
Через какое-то время Диего начинает поносить недавно вышедший итальянский фильм, о котором теперь только и разговоров. Актеры играют ужасно, а основная сюжетная линия совершенно невнятная. Жене его фильм понравился, актерскую игру она сочла блистательной. Как и все остальные в Голливуде, в результате фильм получил «Оскар». «Меня это не убедило», — заявляет Диего. «Тебя вообще не убедишь», — парирует Тамара. Дункан вмешивается. «Почему тебя не убедишь?» — «Почему не убедишь? — риторически возглашает Диего. — Потому что от женщины, с которой у них любовь, мужчина ждет страсти, доверия, озорства, сочувствия, а также тени предварительного сожаления». — «Вот бредятина!