— Меня это очень радует, — сказал я в конце концов. — Мы же никогда раньше вместе не играли.
— Знаю, — сказал ты. — Меня тоже.
Ни ты, ни я до конца не поняли, о чем говорит другой, но, как и во сне, словам этим можно было придать бесконечное число смыслов; ну и прекрасно, потому что нам нравилось думать, что у них несколько значений, одно очевидное, другое не столь очевидное, третье — подразумевающееся, но неуловимое для нас обоих, потому что каждое из этих значений так плотно переплелось с другими, что все три в итоге стали значить одно и то же.
— А потом можем сходить чего-нибудь выпить, — предложил я. Может, я и торопил события.
— А, ты об этом, — сказал ты, как бы пытаясь показать: ты не забыл, что смутное упоминание про «выпить» однажды уже прозвучало, и ты это помнишь. На миг мне показалось, что ты сейчас обратишь в шутку либо само мое предложение, либо заложенный в него смысл. Твой откровенный сарказм меня удивил. Ты хочешь поставить меня в неловкое положение, прежде чем отказать?
— Только я угощаю, — сказал ты.
После тенниса мы зашли в бар на Коламбус-авеню. Четверть пятого, солнце светит вовсю, мы сидим в мокрой спортивной форме в кафе, на тротуаре. Голые коленки соприкасаются, ни ты, ни я не меняем позы. Можно поболтать о пустяках. Но я — старше, я сразу перехожу к сути.
— Расскажи про своего партнера, — говорю я.
Из того, как ты реагируешь на мои слова, я вижу, что ты хочешь сделать вид, будто они для тебя полная неожиданность, но потом передумываешь. Сейчас не время для уклончивости, карты выложены на стол.
— Да нечего рассказывать.
— Нечего?
— Мы вместе со студенческих времен.
— Но?
— Да никаких но. Я знаю, ты, скорее всего, не это хотел услышать.
— Так ты знаешь. Я имею в виду про меня.
— Не уверен. Но, думаю, да.
— Как деликатно ты это высказал.
— И?
— И ничего. Я про тебя думаю. — А потом ты добавил: — На самом деле, очень много.
Я понял: первую настоящую карту на стол выложил ты. Меня это восхитило. А моя была всего лишь джокером.
Я опустил правую руку под подлокотник кресла и схватил твою левую, которая тоже свисала ниже подлокотника. Ты этого не ожидал, и я почувствовал, что какой-то частью души воспротивился. Но отпускать я не хотел, не сейчас.
— Я тоже живу не один, — сказал я. — Но все, что ты сказал, я мог бы повторить.
— Так повтори.
Вот как ты отбиваешься — в голосе что-то ехидное, язвительное. Так и надо. Ладонь твоя расслабляется и даже обхватывает мою. Как же я рад, что не сдался.
— Мы вместе уже почти год, — говорю я, — но думаю я всегда о тебе — даже когда мы занимаемся любовью. — Теперь меня уже не остановишь. — Особенно когда мы занимаемся любовью.