философии, о котором с ее помощью предумышляет природа (телесное здоровье), служит то, что Посидоний настойчиво провозглашал, что
боль не является злом[178][179].
О кажущейся несовместимости философии с устойчивым ее мирным состоянием
Догматизм (например, Вольфовской школы[180]) является подстилкой для спанья и концом всего живительного, которое как раз и составляет благо философии. У скептицизма, который образует, если его додумать до конца, прямую противоположность догматизма, нет ничего, чем он может повлиять на деятельный разум, поскольку он все отвергает неиспользованным. Модератизм, который исходит из умеренности, надеется найти в субъективной вероятности философский камень и воображает, что путем нагромождения многих изолированных причин (из которых ни одна не является доказательством), он заменит достаточное основание, – он вовсе не является философией; и с этим лекарством (доксологией) дело обстоит так же, как с чумными каплями или венецианским териаком[181]: в них нет ничего хорошего именно потому, что в них без разбору используется слишком много хорошего.
О действительной совместимости критической философии с устойчивым ее мирным состоянием
Критическая философия начинает свои завоевания не с попыток построения или свержения систем, или даже хотя бы (подобно модератизму) с подведения случайных опор под крышу несуществующего дома, а с исследования способностей человеческого разума (какие бы цели ни были) и не мудрствует наобум, когда речь идет о философемах, которые не могут иметь применения ни в каком возможном опыте. Однако в человеческом разуме имеется нечто такое, что не может быть познано посредством опыта, но все же доказывает свою реальность и истинность в действиях, представленных в опыте, то есть также (и именно по принципу a priori) могут быть безусловно предписаны. Эго – понятие свободы и производный от нее закон категорического, то есть безусловно повелевающего, императива. Полученные благодаря ему идеи, хотя и имеют только морально-практическую реальность, для чисто спекулятивного разума были бы совершенно пусты, если бы сразу и с необходимостью не возникали перед нами как познавательные основания нашей конечной цели, а именно: поступать так, как если бы были даны нам их предметы (Бог и бессмертие), постулированные в этом (практическом) отношении.
Эта философия, которая постоянно вооружена (против тех, кто абсурдным образом смешивает явления с вещами самими по себе), именно поэтому являет собой боевое состояние, неустанно сопровождающее деятельность разума, открывает надежду на вечный мир между философами, с одной стороны, из-за бессилия