— Спасибо, обойдусь.
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Что за церемонии. — Он протянул руку, намереваясь взять у нее сумку с полотенцем и большой новой мочалкой, но она увернулась и сбежала на рельсы.
Граф фыркнул, пряча лицо в рукаве цветастой рубашки.
— Чего привередничаешь, как разборчивая невеста? — крикнул сверху партизан. — Ведь все знают, что тебе мужик нужен.
— Глядите, кавалер нашелся. Приятно узнать, — насмешливо бросила Регина. Она стояла, расставив ноги над раскаленным рельсом, а мы смотрели на ее крепкие икры, на бедра, подобные буханкам деревенского хлеба, и на пышную грудь.
— До сих пор, слава богу, никто не жаловался, — сказал партизан и стал спускаться к нам. — И не с такими принцессами я водил компанию.
— Не знаю, не знаю, на слово верить приходится.
— Можем ближе познакомиться.
— Нет у меня охоты. — Она лениво подняла руку, чтобы пригладить непослушную прядку пышных, выгоревших на солнце волос, и на мгновение застыла в этой позе, позволяя нам любоваться зрелой грацией ее тела. Граф Пац учащенно дышал.
— Эх, потаскуха, — тихо вздохнул партизан и толкнул ногой ни в чем не повинный рельс.
Регина опустила руку, оправила платье и медленно пошла в сторону лугов к реке, прятавшейся среди орешника.
— Пусть меня, к чертям, кастрируют, если я до нее не дорвусь, — сердито сказал партизан.
Он подошел к краю насыпи и приложил ко рту сложенные трубкой ладони.
— Регина! Регина! — крикнул он.
Не оглянувшись, она прибавила шаг.
— Регина!
Она бежала по лугу, побуревшему, как истлевший кожух.
— Регина!
Она скрылась в темноте ольховой рощи. Только резкие взмахи веток обозначали ее дорогу.
Партизан раза два стукнул по бедру протезом, чтобы он ровнее держался, и не спеша стал спускаться вниз, к реке, туда, где исчезла Регина. Граф кашлянул с нервным смешком.
— По-пойдем, поглядим, — предложил он мне. — О-она будет купаться. О-она бесстыдница.
Видя, что я не двигаюсь с места, он неуверенно потер руки.
— Даю сло-слово, есть на что по-поглядеть.
И очень смущенный, явно стыдясь своей слабости, он пустился вдогонку за партизаном.
Путевой мастер вышел из своей клетушки, покачал головой, глядя на удалявшиеся фигуры партизана и графа, а потом подошел к нам и поднял с земли свою фуражку.
— А вы, Корсак, почему не бежите за ними? Очки забыли?
— Да нет, пан асессор, — застеснялся Ильдефонс. — У меня это за один год как рукой сняло. Я даже толком не помню, когда это случилось. Видимо, вскоре после первой войны, когда еще счет на марки вели.
Путевой мастер постучал башмаком по рельсу.
— Ну, слава богу, сегодня вы не надорвались на работе, — мрачно заметил он.