Он — мое наваждение, мое личное безумие, мое море, в котором хочется утонуть. Его язык, что пробует мой рот на вкус, дразнит. Его прикосновения, от которых забываю, кто я и где. Надо остановиться. Надо прекратить. Потом будет лишь боль потери. Понимаю, что надо отстраниться, выскользнуть из объятий… Понимаю. И не могу. Не хочу сопротивляться. Пусть я поступаю неразумно, глупо, отвечая Эрриану. Пусть у нас нет будущего. Зато есть этот миг. Здесь, сейчас.
О, теперь я куда лучше понимала темных, которые стремятся взять от жизни как можно больше. Успеть любить, ухватиться за миг мимолетного счастья, выпить его жадными глотками, обхватить руками, прижаться, вдохнуть.
Эрриан… Сильный, уверенный, острый, холодный. Сейчас со мной он был другим… Нежным, чувственным, будоражащим кровь, покоряющим.
И мне хотелось большего, как и темному, чья рука скользнула по моему колену выше, к бедру. Там, где держали последний бастион моей нравственности теплые панталоны. Увы, для темного. Они, как истинные поборники морали, держались весьма достойно. И позиций своих сдавать не думали. Я и представить не могла, что сегодня препоны мне будет чинить даже собственная одежда!
Впрочем, додумать мысль мне не дали. Еще один поцелуй. Он был особенно обжигающим. Настолько, что пламенели не только губы, но и запястья. Особенно запястья. И если сначала жгло несильно, то с каждым мигом — все ощутимее.
Я вскрикнула и, лишь отдернув руку, словно протрезвела, очнулась, пришла в себя и осознала: светлые боги, что я творю! Что мы творим?! Эрриан балансирует на грани безумия. Еще немного — и он шагнет в лабиринты Эйты.
Темный смотрел на меня сверху вниз. В почти черных глазах плескалась страсть, которую стремительно сменяло беспокойство:
— Магда, что случилось? — выдохнул он хрипло.
Я сглотнула.
— Твои печати… — Собственный голос казался незнакомым. — Если мы не остановимся, то ты…
Я так и не смогла сказать «сойдешь с ума». Но Эрриан понял.
Он нависал надо мной. Я чувствовала его тело. Напряженное, закаменевшее. Сильное, поджарое. Его дыхание: отрывистое, тяжелое, хриплое. Да и я чувствовала себя рыбиной, выброшенной на берег и жадно хватающей ртом раскаленный воздух.
— Впервые я хочу сойти с ума! — Признание. Короткое, как приказ. Прямое, как выстрел из арбалета.
— Но я-то этого не хочу! — вырвалось отчаянно.
Я все же вывернулась из-под него. Села, прижавшись спиной к стеллажу. Юбка задралась, волосы окончательно растрепались, лиф платья был расстегнут. А ведь на нем было не меньше трех десятков пуговичек! И когда только лунный успел?