— Да ради себя самого… Ради людей, которые полюбят вас, которых вы непременно встретите… Только оттого, что в тяжёлую для вас минуту некоторые женщины вели себя недостойно, не следует неверно судить обо всех остальных…
— Вы всерьёз считаете, что на свете существует женщина… я хочу сказать, женщины, которых я мог бы полюбить… которые согласились бы, по крайней мере в течение нескольких лет, на жизнь, полную борьбы и нищеты?..
— Не сомневаюсь, — отвечала она. — Многие женщины обожают борьбу и находят в нищете бог весть какую романтику… Взять, к примеру, меня…
— Вас?
— О, я только хотела сказать, что…
Смутившись, она запнулась, затем продолжала:
— Мне кажется, нам пора вернуться в гостиную… Мы остались в столовой одни, и метрдотель в полном отчаянии бродит вокруг нас.
— А вы не думаете, — спросил Жан Монье, накидывая на плечи Клары Кирби-Шоу горностаевый палантин, — вы не думаете, что… уже этой ночью?..
— О, нет, — сказала она. — Вы же только что прибыли…
— А вы?
— А я здесь уже два дня.
Прощаясь, они условились утром вместе совершить прогулку в горы.
Утреннее солнце набросило на веранду косое покрывало, сотканное из света и тепла. Жан Монье, только что принявший ледяной душ, поймал себя на мысли: «До чего же чертовски хорошо жить!..»
Но тут он вспомнил, что у него осталось всего несколько долларов и несколько дней жизни. Монье вздохнул…
«Уже десять часов!.. Наверное, Клара ждёт меня…»
Он торопливо оделся. Облачившись в белый полотняный костюм, он почувствовал необыкновенную лёгкость во всём теле. У теннисной площадки он нагнал Клару Кирби-Шоу, она, тоже одетая в белое, прогуливалась по аллее в обществе двух молоденьких австриячек. Заметив Жана Монье, девушки поспешили скрыться.
— Я вспугнул их?
— Девочки немного робеют… Они рассказали мне свою историю.
— Это интересно? Надеюсь, вы её расскажете мне… Удалось ли вам хоть немного заснуть ночью?
— Я отлично спала. Сдаётся мне, пугающий меня Берстекер примешивает к нашей еде снотворное.
— Не думаю, — отозвался он. — Я спал как сурок и проснулся наутро с совершенно ясной головой.
Спустя мгновение он добавил:
— И совершенно счастливым.
Она улыбнулась ему, но ничего не ответила.
— Пойдёмте по этой тропинке, — предложил он, — и вы расскажете мне историю молоденьких австриячек… Вы станете здесь моей Шехерезадой…
— Но только у нас не будет тысячи и одной ночи…
— Увы!.. Вы сказали… у нас?
Она прервала его:
— Эти девчушки — близнецы. Они росли вместе, жили в Вене, затем в Будапеште, других близких подруг у них не было. Когда им исполнилось восемнадцать лет, они познакомились с венгром, который принадлежал к старинному аристократическому роду, прекрасным, как бог, и музыкальным, как цыган. В один и тот же день обе девушки без памяти влюбились в него. Спустя несколько месяцев он просил руки одной из сестёр. Другая в отчаянии пыталась покончить с собой. Тогда избранница графа Никки решила отказать ему, и сёстры составили план умереть вместе… И тут как раз они, подобно мне и вам, получили проспект «Танатоса».