Я, не выдержав, перебил его:
— Стало быть, для того чтобы не платить пятидесятипроцентного налога, вы добровольно обложили себя налогом стопроцентным?
— Тут были ещё и другие причины, — продолжал он ещё более таинственным тоном. — Мы чувствовали, что приближается война, и боялись, как бы правительство не заморозило банковские счета и не вскрыло сейфы, тем более что у нас нет американского гражданства… Вот мы и решили всегда хранить наши деньги при себе.
— То есть как «при себе»? — воскликнул я. — Здесь, в отеле?
Оба кивнули головой, изобразив какое-то подобие улыбки, и обменялись взглядом, полным лукавого самодовольства.
— Да, — продолжал он еле слышно. — Здесь, в отеле. Мы сложили всё — и доллары, и немного золота — в большой чемодан. Он здесь, в нашей спальне.
Борак встал, открыл дверь в смежную комнату и, подведя меня к порогу, показал ничем не примечательный с виду чёрный чемодан.
— Вот он, — шепнул Борак и почти благоговейно прикрыл дверь.
— А вы не боитесь, что кто-нибудь проведает об этом чемодане с сокровищами? Подумайте, какой соблазн для воров!
— Нет, — сказал он. — Во-первых, о чемодане не знает никто, кроме нашего адвоката… и вас, а вам я всецело доверяю… Нет уж, поверьте мне, мы всё обдумали. Чемодан никогда не привлекает такого внимания, как, скажем, кофр. Никому не придёт в голову, что в нём хранится целое состояние. Да вдобавок мы оба сторожим эту комнату и днём и ночью.
— И вы никогда не выходите?
— Вместе никогда! У нас есть револьвер, мы держим его в ящике комода, по соседству с чемоданом, и один из нас всегда дежурит в номере… Я хожу завтракать во французский ресторан, где мы с вами встретились. Жена там обедает. И чемодан никогда не остаётся без присмотра. Понимаете?
— Нет, дорогой господин Борак, не понимаю, не могу понять, ради чего вы обрекли себя на эту жалкую жизнь, на это мучительное затворничество… Налоги? Да черт с ними! Разве ваших денег не хватит вам с лихвой до конца жизни?
— Не в этом дело, — ответил он. — Не хочу я отдавать другим то, что нажил с таким трудом.
Я попытался переменить тему разговора. Борак был человек образованный, он знал историю; я попробовал было напомнить ему о коллекции автографов, которую он когда-то собирал, но его жена, ещё сильнее мужа одержимая навязчивой идеей, вновь вернулась к единственному волновавшему её предмету.
— Я боюсь одного человека, — шёпотом сказала она. — Это немец, метрдотель, который приносит нам в номер утренний завтрак. Он иногда так поглядывает на эту дверь, что внушает мне подозрение. Правда, в эти часы мы оба бываем дома, поэтому я надеюсь, что опасность не так уж велика.