Моего производства: пока я этот зонт придумывал, я "вспомнил" наверное с пяток возможных конструкций, в том числе и совсем неавтоматических, и складываемых в три раза – и все их запатентовал конечно. Контрафактные зонты, несмотря на патенты, появились на рынке почти сразу – но очень быстро пропали: ценовой конкуренции не выдержали. Поскольку изготовленный Чаевым автомат заготовки для спиц ковал их со скоростью сто семьдесят штук в минуту, а вручную их делать – себестоимость зонта выходила дороже, чем цена моего в рознице. Вдобавок никто – то есть вообще никто – не мог повторить один из основных элементов конструкции: центральную втулку, к которой крепились спицы и пружина. То есть сделать такую же по форме и размерам вроде не проблема, но где взять полиэтилен? А без него втулка по ручке не скользила как надо.
И лавсан – без него зонт получался тяжелым и промокающим, а ведь ПЭТ тратился и на нитки для шитья обуви. Пока – по паре килограмм в день, но ведь мне-то (то есть будущим голодающим детишкам) нужно было минимум по две пары башмаков каких сделать. Так что выпуск лавсана значился у меня в списке приоритетов где-то на самом верху.
Не только лавсана: ведь из ниток зонт не сделать. Однако отечественный (шуйский) ткацкий станок стоил все же не очень дорого – хотя ждать, пока их сделают, пришлось больше трех месяцев (мало их делалось пока). А переделать готовый станок на электротягу… но ведь инженерам-то я зарплату не за звание плачу, так что вопрос решаемый. Пока решаемый, поскольку детишек одеть ткани потребуется куда как больше, чем для выпуска зонтов. Хорошо бы самому станки ткацкие делать… да, а еще прядильные, чесальные, какие там еще надо? Найти бы специалиста, вот только такие специалисты в России пока без работы что-то не ходят. Надо, наверное, самому и специалистов вырастить – однако сначала все же стоит решить проблему с лавсаном, поскольку тут хоть понятно что делать.
Но наращивание производства (полиэтилентерефталата, конечно же) сейчас целиком и полностью оказалось в руках Ольги Александровны. Когда деньга течет даже не ручьем, а рекой – то как же без Суворовой-то? И тем более как же, если Камилле самой химичить стало невозможно. То есть обсуждать с Суворовой или с целой толпой уже подготовленных лично Камиллой лаборанток – это сколько угодно. А самой в лабораторию бегать – фигу, беременным нельзя!
Так что Камилла периодически с тоской во взоре смотрела в окно на уже работающие и еще поднимающиеся цеха химических заводов, но запрету не сопротивлялась – судьба детей Ольги Александровны очень наглядно подтверждала мои опасения. А заводы все равно стояли довольно далеко от дома, нового дома, в который мы все переехали в конце апреля.