Станислав Густавович был, конечно, очень недоволен, но внешне это почти не проявлялось. То есть люди, не знавшие его по крайней мере лет десять, могли настроение Станислава Густавовича и не заметить – ну а только что назначенный на должность министр социального обеспечения даже и не подозревал, что шанс потерять министерское кресло у него оказался почти стопроцентный. Однако "почти" все же не означает "наверняка", а специалист все же неплохой…
Даже очень хороший – ведь просто "неплохой" и близко к столь важному посту не подобрался бы. Так что Станислав Густавович глубоко вздохнул, подавил душившую его эмоцию и повторил:
– Не существует обстоятельств при которых государство может нарушить свои социальные гарантии. Закон един для всех граждан России, и если у женщины выросло шестеро детей, то пенсия ей положена с достижения ею пятидесяти четырех с половиной лет. Причем Россия будет платить эту пенсию независимо от того, испрашивает ее женщина или нет. Просто потому что она ее уже заработала.
– Но ей же столько просто не нужно! – все же господин Гензель, похоже, не до конца осознавал, чем ему предстоит заниматься.
– А вот это, Павел Петрович, уже точно не ваше дело. Вы, как министр, должны следить за тем, чтобы каждый гражданин России по достижении пенсионного возраста получал причитающуюся ему пенсию. Сполна получал – ну а то, чтобы у России деньги для этого нашлись, это уже забота других министров. И, поверьте, они найдутся – а как эти деньги пенсионер возжелает потратить и возжелает ли вообще – до этого ни одному министру не должно быть никакого дела. Разве что министру финансов, да и то в случае, если пенсионер при жизни пенсию потратить не успеет – чтобы налог на наследство в бюджет Державы собрать…
Сидящий рядом Иосиф Виссарионович усмехнулся:
– Я думаю, что здесь министру финансов хлопот не прибавится. Она-то пенсию потратить точно успеет…
Павел Петрович, сообразив, что его аргументы ни малейшего воздействия ни на Канцлера, ни на его сотрудников не оказали, пожал плечами и, направляясь уже к двери, заметил:
– Я закон нарушать не буду и не собираюсь, однако мнение свое не изменю. Личное мнение…
Станислав Густавович посмотрел на улыбающегося Иосифа Виссарионовича:
– Вы тоже считаете, что закон нужно менять?
– Сейчас уже не считаю. Вы правы в одном: закон должен быть един для всех. Но вы в своем споре с Гензелем упустили главный аргумент: только когда закон применяется безо всяких исключений, люди – каждый гражданин России – будет уверены, что все они действительно равны перед законом. И никто перед ним не будет… как там говорил Волков… Никто не будет более равен чем другие. А это важнее какой-то копеечной экономии – и улыбка Джугашвили стала еще шире.