Декан, доложил ректору, а ректор издал приказ по институту и Климова с треском выгнали, вручив ему справку о незаконченном высшем образовании, без возможности восстановиться.
— Ни чё… сссынок, армия из тебя… бл… на, сделает… ещё человека! — сказал ему напоследок папаша и Иван, распрощался с институтом.
Три месяца, он провалял дурака, каждый день ругаясь с родителями, а потом получив повестку, собрал небольшой рюкзачок и пошёл в военкомат, провожаемой рыдающей матерью и злым и хмурым отцом, который слово в слово, повторил ту же самую фразу, что и отец девушки, уже ему в спину. Правда, он выразился более прямо и очень грубо, безо всякой толерантности, к своему сыну. Больше его никто не провожал.
В военкомате, их проверили по спискам, запихнули в заказной автобус и повезли в районный военкомат, что в Ставрополе. Там, он бултыхался около недели, шарахаясь по разрешённой для них территории во внутреннем дворе военкомата, и живя в казарме, предназначенной для размещения призывников.
По ночам, пил водку, запивая её сгущёнкой вместе с курсантами, которые заступали туда в наряд. Они же и покупали им эту водку. Водка стоила дорого, тройную цену, но призывников, это не смущало и заказы на неё, просто сыпались на курсантов. Девчонок правда привести было нельзя ни за какие деньги, но как-то он смог прожить, и без них это время. Днём спал, валяясь на койке, да временами вступал в драки, с такими же, как и он призывниками.
Иногда, драки перерастали в побоища, особенно тогда, когда кавказцы, начинали необоснованно "качать" права.
— Э… слющай, умный да?!
Бились, утирали кровавые сопли, а потом мирились.
Наконец, его ожидание закончилось, и очередной "покупатель" приехавший набрать команду в часть, заприметил его, и посмотрев его документы записал в свою команду. Идя вместе с другими на автовокзал в центре Ставрополя, а потом садясь в автобус с надписью Моздок, Иван понял, что папаша, его проклял. Ничем другим, такую задницу, объяснить было невозможно.
Потом была учебка в Моздоке. Распределение в погранотряд, и наконец застава, на которой он прослужил целый год, видя женщин, только по телевизору и в снах. В руках теперь он держал, не женскую грудь или ягодицу, а автомат.
Поначалу было тяжело. Не высыпаться и подчиняться, скакать по горам, как горный козёл, ходить в наряды, ночные обходы границы, лежать в засадах, а потом привык, даже стало нравиться. Год пролетел незаметно и демобилизовавшись, он вернулся домой. Попытался восстановиться в институте, но тщётно. История была ещё свежа, папаша оскорблённой дочери бдил, и ему пришлось в очередной раз утереться.