Поэтому она опустила голову и закрыла глаза, стараясь дышать глубже. Пытаясь увидеть фигуру своего древнего сумеречным зрением. Осматривая нарушенные магические структуры, анарель, похожий на зияющую неподвижную дыру, лишенную магии, и тусклый аметистово-фиолетовый центр, который прежде Мелания, кажется, никогда особенно не замечала. Сейчас это странное свечение с каждым мгновением становилось все слабее. Оно словно пыталось вырваться из тела и покинуть его раз и навсегда.
И Мелания вдруг поняла, что если так произойдет, то это будет действительно навсегда.
Ужас с новой силой подскочил к горлу.
Некромантка как заведенная твердила про себя тысячи мантр о том, как она отдает свою жизнь Элиасу. Умоляя его забрать ее силы, ее магию, ее кровь. Все что угодно, лишь бы он больше не был таким бледным и бесчувственным. Лишь бы перестал лежать у нее на руках как сломанная кукла. Лишь бы перестал пугать ее и открыл наконец свои красивые голубые глаза цвета зимнего неба.
Ее слезы падали на его лицо, но ничего не происходило. Синие губы оставались все такими же. Время утекало сквозь пальцы, пока в какой-то момент некромантка не поняла, что потеряла свой шанс. Единственный шанс спасти его. Потому что аметистовый лучик дернулся и начал подниматься вверх, уже почти покинув грудную клетку.
Мелания что-то завыла в отчаянии, обхватив Элиаса руками и прижав к себе, словно пыталась собственным телом закрыть фиолетовому огню путь наружу. Затем коснулась губами холодных синих губ и громко заплакала, раскачиваясь на разрушенном полу зала, в котором, кроме ее крика, не было слышно ни звука. Ни вздоха, ни шелеста одежды. Будто каждый из присутствующих чувствовал, что произошло нечто ужасное.
Непоправимое.
В этот момент некромантка поняла, что раз так, то ее тоже больше нет, и, тихо прошептав: «Я люблю тебя…» — замолчала.
Крепко обнимая Элиаса, она закрыла глаза, намереваясь больше никогда их не открывать. А в следующий миг услышала болезненно-тихое:
— Твой сладкий запах… я боялся, что больше никогда его не почувствую…
Мелания резко выпрямилась, едва не закричав, и встретилась взглядом с глазами, свет которых уже не ожидала когда-нибудь увидеть.
— Быстрее, кровь! — раздался голос Мираса, который очутился рядом с ними так быстро, как это может сделать только вампир. Его короткие седые волосы упали на лицо, оттеняя широко распахнутые глаза.
— Кровь? — переспросила Мелания, чувствуя, что сердце от счастья, кажется, вот-вот разорвется.
— Ты сумела вернуть ему жизнь, теперь нужно позволить Тьме залечить его тело, — тут же откликнулся Мирас, кивнув на огромную рану.