Липа уложила Елку поверх покрывала. Та заскрипела зубами, но не застонала. Закашляла.
Липа замерла у кровати и сквозь челку смотрела на свои руки. Растопыренные пальцы девушки были в крови.
– У нее рана и на спине, – сказала Липа.
– Прикольно, – сказала Елка и заставила себя улыбнуться. – Насквозь прошла. Испачкаю тебе кровать, малыш. Прости.
– «Прости» не отделаешься, – ответил я. – Купишь Рябине новое постельное белье, когда поправишься.
– Заметано, малыш. Обязательно.
– И покрывало!
Елка снова закашляла, разбрызгивая кровавую пену. С каждым разом этой пены становилось все больше.
«Да хватит в носу ковырять, дубина! – сказал Ордош. – Помрет же!»
Еще на пороге своей комнаты я почувствовал, как сработала руна.
«Есть?» – спросил я.
«Сидят, красавцы. Сейчас темно, они не улетят. Постараюсь их сильно не пугать».
За жизнь Елки придется заплатить жизнями голубей.
И этот факт не заставил меня испытать угрызения совести. Мне плевать сейчас и на голубей и на совесть.
– Липа, – сказал я, – принеси из кафе кувшин красного вина.
– Но…
– Быстро, я сказал!
Липа отшатнулась, точно я ее ударил. Девушка выглядела испуганной. Сейчас она вела себя как обычная девчонка – такая, каких я помнил по своей первой жизни: не пыталась командовать и очень хотела спрятаться за спину мужчины (хотя сама об этом и не догадывалась).
– Она… не умрет?
– Нет, конечно. Если только ты будешь делать, что я скажу. Шевелись!
– Да, Пупсик.
Липа перестала посматривать на свои грязные дрожащие пальцы и поспешила прочь из комнаты.
«Зачем тебе вино?»
«Мне не нужна здесь девчонка. Спровадил ее на время. А вино пригодится».
«Правильно, – сказал Ордош. – Здесь она сейчас не нужна. Приступим?»
«Давно пора! Поехали».
«Не забывай говорить что-то вслух, – сказал Ордош – И повторяй имя богини».
«Зачем?»
«Отдадим все лавры ей. Они нам сейчас без надобности. Это будет творить чудеса Сионора, не мы».
«Ладно, – сказал я. – Мне без разницы. А что говорить?»
«Что хочешь, дубина, хоть стихи читай! Громко, монотонно и на другом языке. И не отвлекай меня».
Я положил ладонь Елке на грудь, поверх прикрывавшего рану окровавленного полотенца. Я видел, что Елке больно. И страшно. Но та старалась казаться стоиком, выдавливая на лице улыбку.
Да, нет, подумалось мне, не тридцать ей – гораздо меньше. Почему, когда тебе переваливает за сто, ты перестаешь замечать разницу между двадцатилетней и тридцатилетней женщиной?
Заклинания регенерации устремились в тело девушки, чередуясь со вспышками тепла на моем животе.
– Лежи спокойно! – потребовал я у Елки, заметив, что она собралась заговорить. – Не мешай.