В одном мгновение вокруг демона выросла ледяная клетка, и он отчаянно рубил её мечом Эдика. Бой архимага с колдунами утих. Но Эдик уже не видел этого, его сознание нырнуло в сон.
Оно свалилось в его пучины, как будто его сбросили в океан с утёса. Оно ушло в его тёмные воды неизвестной глубины. Оно потеряло себя. В них растворилась личность, беды и удачи, победы и поражения, в них растворилась реальность. Оно заменило её на небытиё.
То к чему стремился Эдик, играя в игры, — стремился дистанцироваться от реальности, хотя бы в воображении улететь от неё, — теперь было достигнуто. Его сознание утонуло там в безднах небытия. И ему уже было не важно, что произошло. Оно стало ничем.
Оно больше не желало видеть мир. А миру было безразлично. Он в очередной раз доказал всем, что он глубже, чем они его понимают. Что их логика бесполезна, что его справедливость в корне отличается от их понимания, что он всё делает по-своему, и ему не важно, кто ты и чего ты хочешь. У него на всё есть своё право.
На то он и мир.
Сознание медленно поднималось из пучин беспамятства. Как ловец жемчуга, оно выныривало со дна небытия, рывками приближаясь к свету. Эдик почувствовал тело, свежий воздух леса, то, что его трясёт, в уши врезался цокот подков о брусчатку. В закрытые глаза падал свет. Память сразу же подняла последние события. Неужели он умер? Нет, если бы он умер, то всё бы прекратилось. А он судя по всему, жив, или, по крайней мере, ему так кажется. Он открыл глаза и увидел внутренности деревянного фургона. Там стояли тяжёлые сундуки, в конце он увидел свои окровавленные доспехи и двуручный меч в ножнах. У ног Эдика, облокотившись о стенку, дремала Ёрико. Рыжие волосы падали на бледное лицо, которое показалось Эдику необычайно красивым. Он перевёл взгляд на открытые окошки, откуда падал полуденный свет.
Значит, он на самом деле жив, и, судя по всему, его спасли. Но почему они уезжают? Он приподнялся, и по телу сразу же разлилась слабость.
— Где я? — спросил он первый делом.
Он посмотрел на бледные руки, на них не осталось ни царапины, да и в ослабевшем теле нигде не болело. Хотя чувствовалась свинцовая тяжесть. Дремавшая Ёрико встрепенулась, убирая волосы с лица.
— Мы уезжаем, — проговорила она.
— Я жив? — смотрел на укрытые клетчатым пледом ноги Эдик.
— Вас спасли!
— Кто?
— Спросите у Ульрики, — она пожала плечами.
Эдик обернулся, ища воительницу. Но в фургоне с ним была только Ёрико. Затем повозка остановилась, небольшая дверца открылась, и внутрь посмотрела беловолосая женщина.
Увидев Ульрику, герой Юхо улыбнулся.