— За Дом Кадогана, — повторили мы, но мой живот стал наливаться свинцом, когда я поняла, что он делает. У него мог быть хороший настрой относительно физического испытания — его настроение говорило об этом достаточно ясно — но он собрал нас вместе и выразил нам благодарность на тот случай, если сегодня ночью он не вернется домой.
Он прощался с нами.
Я поставила свою чашку и взглянула на Малика, задаваясь вопросом, понял ли он, готовился ли он к такой возможности, что скоро будет стоять во главе Дома. Его взгляд был направлен на меня, в его глазах было понимание и принятие. Он знал, что Этан был морально готов это сделать, принял как неизбежность то, что он бы отдал свою жизнь в служение Дому.
Я должна была поговорить с ним, потянуть время. Если он считает, что существует шанс не вернуться, будь я проклята, если мы разлучимся без надлежащего прощания.
— На испытании со мной будет присутствовать Малик; Беннетт будет с Николь. Они будут официальными свидетелями. Меня еще не известили о месте проведения. Люк останется за главного в Доме, пока нас не будет.
— Лакшми позволила нам с Беннеттом обо всем докладывать, — сказал Малик. — Мы будем держать всех в курсе.
Долговязая фигура Броуди появилась в дверях, он постучал в косяк.
— Сеньор, простите, что прерываю, но вас кое-кто хочет видеть. Они хотят говорить непосредственно с вами.
Выражение лица Броуди было совершенно нейтральным, что сказало мне, что он был посвящен в план.
Этан нахмурился.
— Человек? Вампир?
— Вампир, — ответил он.
Нахмурившись, Этан поднялся.
— Полагаю, я скоро вернусь. Лукас, не хочешь присоединиться ко мне?
— Конечно, Сеньор. — Люк начал подниматься, но подождал, пока Этан дойдет до двери, потом сел и указал мне в сторону двери. — Это твой подарок, Мерит. Ты с таким же успехом могла бы быть там, когда он его откроет.
Я кивнула и поднялась, следуя за Этаном в переднюю часть Дома.
В фойе стоял мужчина ростом примерно метр восемьдесят, элегантный. На нем были серые брюки и белая рубашка. Его кожа была медового оттенка, волосы угольно-черные, глаза печально карие. Его лицо было идеально вылеплено, у него были чувственные губы, его огромные карие глаза были обрамлены длинными, темными ресницами и темными бровями.
Он стоял небрежно, засунув руки в карманы, поза, которую Этан принимал сотни раз. Но там, где выправка его тела была непритязательной, даже небрежной, его сила была очевидна. Она пульсировала от него мягкими, плотными волнами, почти осязаемыми, казалось, их можно коснуться. Мне пришлось сжать пальцы в кулаки, чтобы не протянуть руку и не коснуться его. Но я устояла, догадываясь, что этот поступок будет сродни тому, как мотылек касается пламени.