Он слишком увлёкся своими размышлениями, забыл, что озеро вовсе не бесконечное. Каким-то чудом опомнился в последнюю секунду, резко перевернулся… в полуметре от грозно торчавших из воды сучьев повалившегося когда-то дерева. Видно, правой рукой гребки получались сильнее, потому и повело в сторону. Угодил он как раз в естественный барьер, отделяющий их маленький пляжик от широкой песчаной полосы, на которой загорали отдыхающие в пансионате. Впрочем, сейчас там было пусто, если не считать толстенького мужичка, нерешительно пробующего ногой воду. Мужичок слишком увлёкся изучением показаний своего «термометра», оплошность Андрея не заметил.
Лесовской аккуратно обогнул дерево, выбрался на берег. Отряхнулся по-собачьи и мысленно сделал себе замечание. Ничего ведь не мешало прихватить полотенце, висящее на верёвке за коттеджем! Теперь приходилось, во-первых, мёрзнуть, так как хоть солнце и поднялось довольно высоко, но утренняя свежесть ещё не ушла, и кожа вмиг покрылась противными пупырышками. А во-вторых, карабкаться на двухметровый обрыв оказалось куда сложнее, чем сигать с него. И когда взобрался, ноги до колен и руки по локоть, разумеется, покрылись слоем песка.
На счастье, рядом с коттеджем предусмотрительно соорудили умывальник, эдакую пластиковую бадейку с пимпой внизу, на которую следовало нажимать, чтобы выдавить струйку воды. «Добро пожаловать в каменный век!» – воскликнула Белка, увидев вчера, когда они вселялись, это архаичное сооружение. Но сегодня оно оказалось весьма кстати. Помывшись, обтёршись и зябко поёживаясь, Андрей шмыгнул в дом.
– А куда мой котик от меня убежал? – Пока он купался, Белка успела проснуться и теперь сидела в кровати, замотавшись одеялом.
– Какой же я «котик»? – возмутился Андрей, всеми силами пытаясь не дать лицу расплыться в радостную улыбку. – Я тигр, огромный и злой!
– Тигр? Настоящий? С зубами и когтями?
– Конечно настоящий. Вот с такенными когтями.
– С такенными? – недоверчиво прищурилась Белка. – Ну иди сюда, тигр, проверим твой самый большой коготь.
И отбросила одеяло завораживающе-грациозным движением.
Она и не думала одеваться. Сидела, по-турецки поджав ноги, в том, в чём заснула вчера поздно вечером. Вернее, ни в чём, совершенным голышом. Андрей ощутил, как его «самый большой коготь» и впрямь становится большим и твёрдым. На ходу стягивая мокрые плавки, нырнул в пьянящую, горячую и нежную бесконечность…
Любимая женщина и любимая работа, два счастья, дарованные Небесами. Андрей никогда не пытался сравнивать, что для него дороже и что важнее. Глупо же сравнивать! Два этих дара настолько переплелись друг с другом, что казались единым целым. Писатель Лесовской отнюдь не был маргиналом или эстетом. Он писал в жанре популярном и хорошо продаваемом, в том самом, который когда-то давно, лет двести назад именовался «научной фантастикой», но сегодня и термин этот знали разве что литературоведы. Какая «фантастика» в эпоху, когда наука уверенно и бесповоротно обогнала любые фантазии дилетантов? В эпоху, когда новые планеты открывались чуть ли не каждый день, когда человечество готовилось к заселению Галактики, да и начинало это делать понемногу. В эпоху, когда единый и единообразный человеческий мир раскололся на множество разноцветных осколков, и для обывателя любое описание происходящего вне родного осколочка-государства уже было фантастикой.