Вечер они провели вдвоём, в каюте Коцюбы, и вспомнить всё в подробностях для Вероники оказалось не трудно. Как и отчёт, составленный перед этим. Тот самый, официальный отчёт экзобиолога о последней высадке, которая прошла без происшествий. Гладенький, аккуратный отчёт. Такой же гладкий и аккуратный, как отчёт химика-планетолога…
– Ника, забудь об отчёте. До того, как ты пошла его составлять, ты что-то помнить?
Не только лоб, но и острый носик Пристинской наморщился, так старалась она выловить что-нибудь из оказавшейся ненадёжной памяти.
– Помню, как прилетели на корабль, как вылезали из шлюпки, переодевались. Только всё обрывками и словно в тумане. И ещё… Нет, что было раньше, не вспоминается почему-то. Выходит, всё так и есть – я в кратере потеряла сознание, а в шлюпке очнулась. Лена, что там случилось? Это тогда я заболела? Это какое-то обучение, да? А почему вы сразу не сказали? И в карантине промолчали… – Голос Пристинской задрожал: – Лена, это ведь космическая болезнь, понимаешь? Разумеется, не биологическая инфекция, её бы сразу выявили. Да и откуда – на стерильной планете. Это что-то другое, никому неизвестное. Значит, со мной всё кончено…
– Ну что ты глупости говоришь? – вскинулась Коцюба.
– Лена, я сама там работала, я знаю правила. Если способ лечения неизвестен, то назначается полная изоляция до тех пор, пока этот способ не найдут… Мне точно не дожить.
Она замолчала. С испугом и надеждой смотрела на Елену – может та скажет, что это неправда, что болезнь вполне заурядная, земная, и нужно просто позвонить в медслужбу. Врач космофлота, экзобиолог Пристинская прекрасно понимала, что подобная надежда – глупость. Но девочка Ника цеплялась за неё, потому что другого ей ничего не оставалось.
А Коцюба внезапно заметила, что подруга не дышит. Мгновенной вспышкой встала перед глазами всё та же страшная картина – упавшая навзничь фигурка, остановившиеся глаза… Сходится! Её воспоминания и воспоминания Ники совпадают. Они обе вспомнили о том, что случилось на Горгоне. Нет, это не шизофрения. Совсем не шизофрения, нечего было и надеяться…
Мысль, чёткая и беспощадная, ударила, будто ножом в сердце: «Ника, ты не потеряла сознание в кратере. Ты там умерла… А может быть, и я».
Мягкая кровать, на которой они сидели, и эта комната, и дом над морем, и само море, – вся Земля, такая понятная и надёжная, – вдруг растворились, и Елена рухнула в бездну. В бездну, где не было ничего, кроме рыжевато-бурой раскалённой пустыни и надвигающейся алой стены…