— Откуда ты знаешь, как убираться? — хмуро посмотрела я на Розу. — Мне казалось, ты графиня, разве у таких нет армии слуг для натирки полов в особняках?
— Не армия, конечно, но достаточно много.
— Все-таки богачка?
— Была.
— Повезло.
Она развела руками, словно говоря: «Посмотри, как повезло».
— И все же о том, как нужно натирать полы, я знаю лучше, чем ты. Смотри.
Она скинула свою дурацкую разномастную обувь и надела варежки… себе на ноги. Покачивая бедрами, словно исполняла танцевальное движение шимми[2], прошлась влево, прошлась вправо. Она щелкнула пальцами и начала напевать. Я узнала мелодию! Бабушка часто мурлыкает ее за шитьем, мягко постукивая в такт тапочками.
— Роза! А если кто услышит?
Она хихикнула, и я не смогла сдержать ответного смешка. А затем Роза вдруг сорвалась с места и понеслась по полу, словно фигуристка по льду, — по кругу возле подиума и зеркала к тому месту, где я все еще стояла на коленях с рукавицами в руках.
— Могу я пригласить вас на танец? — спросила она и изящно, по-королевски, поклонилась.
— Ты с ума сошла? — прошептала я.
Она пожала своими маленькими беличьими плечиками.
— Скорее я самый здравомыслящий человек в этом месте, дорогая. Как насчет вальса?
Вальс? Здесь?
Роза выглядела такой смелой и озорной в этот момент, что я не смогла устоять. Я сделала вид, что обдумываю ее предложение, встала на ноги и грациозно протянула руку. Во всяком случае, хотелось думать, что грациозно. По примеру Розы я натянула варежки на ноги, и мы понеслись в танце, напевая и смеясь. Как принцессы из волшебной сказки! Как очаровательные богини в шикарном ночном клубе! Как королевы на конкурсе красоты!
А еще как две обычные девчонки, простые девчонки. Нас поймали.
Раздались шаги на гравийной дорожке перед входной дверью, и на пороге появилась женщина с таким плоским лицом, что на нем, как на холсте, можно было писать. Мы с Розой замерли, словно заколдованные. Просить прощения было поздно. Бежать тоже. Это была покупательница.
Она была высокой, с густыми, соломенного цвета волосами и пухлыми губами. У нее был тяжелый шаг. Ее сапоги оставили отпечаток подошв на только что натертом полу. От этого шага задрожали стеклянные капли абажуров. Острым, как игла, которой бабочек прибивают к картону, взглядом она приковала нас к стене. Бросила на столик перчатки, на кресло положила шляпку, хлыст прислонила к стене.
В этой концентрационной тюрьме мы были невинными жертвами, с которыми обращались как с преступниками.
И одна из надзирательниц сейчас стояла перед нами.
* * *
Я всегда мечтала о собственном модном ателье. В том возрасте, когда другие дети играли во дворе или делали домашнее задание, я все свободное время проводила сидя на полу, поджав под себя ноги, в бабушкиной ткацкой комнате и шила маленькие копии платьев, которые она изготавливала. В воображаемую примерочную приходили мои куклы и начинали обсуждать модные фасоны (я сама говорила за них разными голосами), а потом позировали в сшитых мной платьях.