— Зачем он тебе?
Я теряюсь. Это был какой-то автоматический жест, пока я в трансе просто хотела снять с него все-все, а теперь он выглядит… двусмысленно.
— Я бы мог наказать тебя… — в низком голосе все больше хрипа, и на секунду меня прошивает острая игла страха и предвкушения. — Но не буду. Не сейчас…
Кажется, эта мысль ему слишком нравится — выступающий под тканью брюк член отчетливо дергается. Я прикусываю губу.
Я не любительница таких развлечений, но прямо сейчас не могу выкинуть это из головы. Стоит лишь вообразить, как Альберт кладет меня животом себе на колени, гладит кончиками пальцев по нежной коже на ягодицах и тут же резко, наотмашь хлещет черным кожаным ремнем — не сильно, лишь давая мне ощутить жгучее касание, которое только по его воле остается безобидным.
Мы встречаемся глазами и, кажется, думаем об одном и том же. Он судорожно выдыхает и повторяет:
— Не сейчас!
Я согласна, но сердце уже ускорило ход, а между ног все так напряжено, что я стискиваю бедра, ощущая сладкую тягучую волну возбуждения.
Стаскиваю с него брюки и трусы — его напряженный член оказывается прямо передо мной. Я провожу по нему сухими гладкими губами, не впуская в рот, просто глажу снаружи шелковую кожу от корня до головки, скольжу вверх и потом снова вниз.
Я все еще одета в домашние джинсы и футболку, под которой, слава богу, ничего нет. Так что он просто переворачивается на спину, увлекая меня за собой, сажает сверху и задирает ткань, чтобы поймать тяжелую грудь в ладони. Его часы снова царапают нежную кожу, и я шиплю от боли. Он с досадой сдергивает их, зашвыривает куда-то под кровать и уже не церемонясь стаскивает с меня футболку.
Я наклоняюсь и целую его долго-долго-долго и очень медленно. С каждой секундой этого поцелуя мне становится все жарче и жарче. Его руки расстегивают мои джинсы, стягивают их на бедра, я извиваюсь, выбираясь из них так, чтобы не разорвать поцелуя. Мы снова кожа к коже, и это ощущается так хорошо и правильно, что я судорожно всхлипываю — как будто все это время плакала и тут наконец перестала.
Стаскиваю с кровати покрывало, под которым, боже, боже, шелковое глубочайше синее постельное белье. Опрокидываю Альберта в подушки и отклоняюсь, чтобы просто запомнить навсегда эту картину — загорелый худощавый мужчина, с сухими мускулами, каждую жилку видно, лежит передо мной и синий его взгляд такого же оттенка, как синева вокруг. Я провожу взглядом по всему его телу — равномерно загорелому. Это где и когда он успел-то?
Сжимаю ладонью член, он вздрагивает всем телом.