Фигура кивает и отпускает Чезаре — поворачивается дальше, а наш мальчик падает на колени, как будто держался на протянутой нити взгляда.
— Апрель.
Взгляд красной фигуры вздергивает Костика, заставляет смотреть прямо.
— Ты убил.
— Да, — отвечает он дерзко. Мое сердце замирает.
Пожалуйста, только не это.
— Ты обратил.
— Да, — кивает Костик, и медовые волосы падают ему на глаза. Он отводит их до боли знакомым жестом. Столько лет прошло, а этот жест отзывается мгновенным узнаванием.
Так. Стоп. Кого он обратил?!
— Ты допустил убийство.
— Да.
Он так и будет во всем сознаваться?!
— Кого он убил, кого обратил? Я уже говорила, что не умею вовремя помолчать. Взгляд Судьи все еще сверлит Костика, но внимание его перемещается на меня, я физически чувствую, как меня изучают.
— Вампир по имени Апрель из прайда Эшера убил четырех человек и обратил одну женщину по имени Мария.
— Убил, чтобы накормить ее.
— Ты обратил Машу? Когда? — я не понимаю, ведь те четверо были убиты раньше. Не понимаю!
— Сегодня.
— А убил?
Я веду допрос вместо них, потому что мне-то не все равно.
— Раньше. Мне были нужны силы для обращения и кровь на первое время для нее, — Костик улыбается мне. От его улыбки становится страшно. Он как будто уже смирился со всем… совсем.
— Зачем?
— Кто предъявляет права? Кто берет ответственность? — прерывает наше общение фигура в красном.
— Никто не предъявляет прав. Никто не берет ответственность. Освобождаем вампира по имени Апрель от места в нашем прайде, — Эшер выходит вперед и сгибается в поклоне.
Что это значит? Это плохо?
Костик посмотрел на исковерканное тело его жены.
— Это ты ее убил? — спросила я.
— Я.
— Почему?
— Я понял, что она не хотела быть вампиром. Она хотела быть со мной. Это другое.
Эшер отступил. Судья отвел взгляд от Костика, и я было выдохнула, но в следующий момент он поднял голову и сверху из-под потолка в него ударил алый свет.
Слова прозвучали громом:
— Как потомок Лилит, властью темной луны отбираю у тебя дар второй жизни!
Костик не вспыхнул не рассыпался в прах, не истлел, он просто сгорбился, будто устал, покачнулся, присел на пол, лег, свернулся калачиком и наконец вытянулся во весь рост. Уже бездыханный. Ну, в смысле совсем мертвый.
Лучше бы я молчала.