Костик подошел гораздо медленнее, встал рядом, задрал голову, глядя в синее небо.
— Вы ведь меня знаете, да?
Я ничего не ответила. У меня не было ни единой причины отвечать. Мне и Эшер запретил, и Люций и сама я совсем не хотела быть той, кто ему расскажет про его смерть.
Он наклонился, стараясь заглянуть мне в лицо. Каланча белобрысая. Когда мы целовались в яблоневом саду у школы, через две недели после того первого раза, ему приходилось сгибаться в три погибели, я едва доставала ему до груди.
Я вовсе не хотела продолжать это все — у Костика была девушка, а я уже привыкла к безответным влюбленностям. Но мы были друзьями, у нас были деньги всего на одну бутылку пива на двоих и мы просто слишком близко наклонились друг другу. Казалось, что он магнит, а я железная стружка — меня тянуло к нему физически, непреодолимо.
Как и сейчас.
Кажется, магнит тоже не может сопротивляться, когда к нему тянет железную стружку.
Мне почудился вкус светлого пива на его губах. Запах цветущих яблонь. Его ладони, такие большие, что когда он обнимает меня за талию, я кажусь себе тоненькой статуэткой. Соленый привкус слез — тоже как тогда. Потому что в шестнадцать целоваться с чужим парнем кажется безнадежным падением и отчаянием на грани тьмы. Его губы стали теплее, а ладони совсем горячие.
— Алинка… — вдруг выдохнул он и посмотрел мне в лицо расширившимися глазами. — А где Машка? Она должна была приехать, мне там сказали… — и его глаза стали расширяться от ужаса.
Он начал вспоминать. Мамочки, что я наделала!
— Апрель! — прогремело эхо над террасой. Я отшатнулась и из-за плеча заслонившего меня собой Костика увидела Эшера.
В гневе уравновешенные люди страшнее психов, я давно заметила. В отличие от Люция Эшер не рычал, не орал, не бросался вещами, не показывал клыки. Он просто шел, такой же спокойный, как и раньше, но в мягкой кошачьей походке появились хищные нотки, а лицо застыло, превратившись в маску. Он не торопился. Он тщательно осмотрел меня, ни единым движением или взглядом не передав никакого послания, а потом его взгляд перекинулся на Костика и тот даже отступил на шаг, чуть не наткнувшись на меня.
Со стороны лестницы спешила Мари. Вот у идеальной леди на лице было написано буквально все: страх, злость, беспокойство, досада, решимость, сочувствие. Последнее — Эшеру, который не поворачиваясь, бросил ей:
— Найди Люция.
Я кажется единственная видела как мелькнули белоснежные волосы на краю крыши, почувствовала взгляд. Мне положено, у меня метка.
— Алина, отойди от него.
С радостью, господи. Я бы еще и домой уехала. Нет? Не выйдет?