Его губы были в крови — нетипичное зрелище, обычно он аккуратен.
Взгляд еще оставался затуманенным. Он вспомнил обо мне и сделал несколько неуверенных шагов, а потом улыбнулся.
Я попятилась. С ним было явно что-то не так. Он будто не осознавал себя и вот это меня уже пугало.
— Не бойся… — он прошептал это мне на ухо, переместившись вплотную.
— Это всего лишь героин. Это скоро пройдет… Дай мне расслабиться ненадолго…
Тихое шелестение его голоса становилось все слабее, зато руки стискивали мои плечи все сильнее. Его дыхание участилось, а в груди возникло тихое ворчание, словно он был котом, урчащим от ласки.
— Хочешь узнать, чего ты лишена?… Хочешь… попробовать? — он все еще шептал.
— Что?
— Кровь… — Люций обошел меня и прижал к своей груди. — Попробуй…
Он склонился ко мне и непривычно нежно коснулся губами моих губ. На них все еще оставалась кровь. Люций углубил поцелуй, заставляя меня слизывать тепловатую кровь с его губ. У нее был неприятный привкус и я испугалась, задумавшись о том, чем мог болеть этот грабитель-наркоман, но головокружительное удовольствие от поцелуев Люция заставило меня забыть обо всем остальном.
И в следующую секунду все кончилось. Люций стоял уже далеко от меня, глаза снова были чистыми и злыми. Он пнул тело парня, наклонился и свернул ему шею.
— Все, концерт окончен, — он улыбался. — Наркота для нас недолговечная радость. Идем искать следующего?
Следующей оказалась беспечная девушка, которая возвращалась с дискотеки. Люций «проводил» ее немного и даже не стал убивать, лишь стер память о слишком страстном незнакомце. Потом попался добрый таксист, вдобавок к двадцатке евро получивший легкую анемию. Потом ночной портье, вышедший покурить. И группа двенадцатилетних девчонок, резвившихся в бассейне ночью. Наверняка их родители и не подозревали, что тем грозила опасность не только утонуть.
Наркоманов под кайфом в ту ночь больше не нашлось и это немного меня разочаровало, но уже под утро, Люций, укусив официантку, спешившую на работу, снова напоил меня кровавыми поцелуями. В этот раз несколькими каплями дело не обошлось: он то приникал к шее девушки, то к моим губам и я выпила не меньше бокала ее крови. Ему это понравилось.
И мне тоже.
Чезаре бросил мучить инструмент и выбрался на балкон. Закурил сигарету и жадно затянулся. Музыка не помогала, но и не отпускала. Ему всегда чего-то не хватало — таланта или терпения, вдохновения или боли. Он голодал и купался в роскоши, безумно влюблялся и проводил месяцы в оргиях, но его музыке это не добавляло ничего, кроме дрожи пальцев после бурных ночей. Он сочинял попсовые песенки и унылые сонаты, но все это было совершенно не то. Ни страсти, ни легкости.