Я уставилась на меню, висевшее за спиной официантки, потому что не знала, куда еще смотреть.
– Ты не знала этой истории, но ты же знаешь свою маму. – Отец похлопал меня по руке, чтобы я уловила его логику. А если он верит, что я знаю маму, то, значит, я для него – прежняя Дилани. – Ты ее знаешь, – повторил он.
Я пошла к стойке оформить заказ и, пока ждала, поняла кое-что еще. Об этом мама ему не рассказывала: она ушла не из-за отца, она ушла из-за матери. Вот что она пыталась мне объяснить. Из-за матери, которая ничего не сделала, пока ее дочь была заперта в подвале.
Кто еще сидел на диване в гостиной, мимо которого она прошла, навсегда покидая дом? Ее мать? Просто сидела и ничего не делала. Как и мне, маме пришлось понять, что «ничего» иногда хуже любого поступка. «Ничего» – это беспросветный мрак. «Ничего» – самая пугающая вещь в мире.
Когда мы подъезжали к дому, на крыльце кто-то был. Это мама, взявшись за цепь одной рукой, с развевающимися на ветру волосами, качалась на качелях. Папа вздохнул и свернул к гаражу.
– Иди скажи маме, что мы привезли ей ланч.
Медленно я вышла из машины, прошла по дорожке, по лужайке перед домом, покрытой снегом, который громко скрипел у меня под ногами. Чем ближе я подходила, тем слабее мама держалась за цепь. Я села рядом. Качели чуть покосились.
– Где ты была? – спросила мама, даже не пытаясь скрыть, как нервничает.
– Мы привезли тебе ланч.
Я показала белый бумажный пакет, на дне которого уже проступил майонез.
Мама взяла его у меня, даже не глянув, и поставила рядом с собой на качели. Пусть бы она достала сэндвич. Пусть бы сказала хоть слово. Пусть бы заметила, что я рядом.
– Мам… – позвала я.
Она чуть заметно шевельнула головой, ответив коротким мычанием. И тогда я задала ей вопрос, который хотела задать той женщине в доме с тюлевыми занавесками. Пока не появился Трой.
– Мам, а если бы тебе осталось жить один-единственный день, что бы ты сделала?
Она отшатнулась, яростно затрясла головой, чтобы вернуть голос.
– Не смей даже говорить такого!
Я взяла ее за руку, чтобы она понимала, что я никуда не денусь, и снова спросила:
– Что бы ты сделала?
У мамы задвигались глаза, будто показывая, как она перебирает ответы. И она тихо произнесла:
– Многое, очень многое. Например, не пустила бы тебя гулять на озеро.
Я сжала ее руку:
– Этого уже не изменить. Я имею в виду сейчас. Что бы ты сделала прямо сегодня?
Мне хотелось знать, что бы сделала та женщина, дай я ей шанс. А что бы я сделала иначе, перед тем как провалиться под лед? Что бы я сказала?
Мамин взгляд был прикован к небу, а когда я проследила его, то увидела просто облачко. Самое обычное облачко. Но мама открыла рот, вздохнула и, не отрывая глаз от неба, сказала: