Когда мы проскользнули в дом через заднюю дверь, у меня снова руки ходили ходуном. Но на этот раз от холода, от ледяного ветра, проморозившего меня сквозь мокрую одежду. Зубы так стучали, что я не могла говорить. Я пыталась объяснить Деккеру, что мне нужен горячий душ, а слова не складывались. Но это не имело значения: он отвел меня в ванную, включил горячую воду, стащил задубевшую верхнюю одежду.
Деккер вышел, только когда ванную заполнил горячий пар, но по щели под дверью было видно, что он ждет меня снаружи, расхаживает туда-сюда. Я стояла под горячими струями, пока синие пальцы не порозовели, пока не ощутила, что кровь вновь побежала по жилам. Казалось, что костям еще холодно, и я изо всех сил гнала от себя это ощущение. По-настоящему такого быть не может, убеждала я себя. Это просто нехватка тепла. Отсутствие тепла. Темнота – лишь отсутствие света. Смерть – лишь отсутствие жизни. А может, ад – лишь отсутствие чего-то еще. Пустота, которую требуется заполнить.
Я вышла из душа, завернулась в тонкое бежевое полотенце. Деккер, наверное, приоткрывал дверь, пока я грелась под душем, потому что у двери лежали вещи. Я надела его огромную пижамную кофту, слишком длинные штаны, серые шерстяные носки и мысленно поблагодарила Деккера за любовь к мешковатой одежде.
Прошла по коридору до открытой двери в его комнату. Он сидел на кровати, уставившись на пустую стену над столом. Я села рядом, тогда он встал и отошел к окну. Вытянул шею, вглядываясь в улицу, в озеро. Но мы оба прекрасно знали, что отсюда ничего не рассмотреть – слишком далеко.
– Что ты там делала? – спросил он, не поворачиваясь.
Я во все глаза смотрела на Деккера. Хотела было замять этот вопрос, соврать, сказав «не знаю». Но Деккер не заслуживал лжи. Поэтому я сказала ему правду, по крайней мере, ее часть.
– Он пытался спасти меня. Вернее, думал так.
Деккер вскинул в воздух руки.
– Серьезно? И это твой ответ? – Он постучал указательным пальцем по стеклу. – Они придут к нам. И спросят, что мы там делали. Лучше бы тебе придумать другую версию.
– Деккер…
От отмахнулся от меня.
– Слушай, я рад, что ты в порядке. Нет, не просто рад. Но я больше не в состоянии слушать твое вранье.
А поверит ли он мне? Поверит, в кого я превратилась и продолжаю превращаться? Поймет ли, что было в моих силах, а что нет? И вдруг осознала, что мои страхи – пустое. Деккер не раз верил в самое невероятное: что я жива, когда я умерла, что в августе может пойти снег, что любить меня – достаточно.
– Я не стану тебе врать, – пообещала я и ему, и себе.