– Зачем ты обещаешь это сейчас? Так еще хуже.
Он прав. Я не сказала ему, что люблю. А сейчас, наверное, стало поздно.
– Он был болен, – прошептала я.
– Я догадался.
– Нет, физически болен. Он бы скоро умер. Мы оба знали это. И он решил… решил, что я тоже должна умереть. Что так он окажет мне услугу. Что ты помешал мне погибнуть, а я теперь несчастна.
Деккер несколько раз закрыл и открыл глаза. Он был поражен.
– Ты правда несчастна?
Я встала, подошла к окну. Мы вместе смотрели вдаль, пытаясь увидеть то, что увидеть нельзя. Троя в центре озера, зияющую трещину. Карсона, умирающего на обочине. Деккера, целующего меня у дерева.
Как нам с Деккером вернуть нас? Как забыть о Трое, о Карсоне, о Таре? Как мне отмотать время назад и забрать все произнесенные слова? Как сказать все то, что я не сумела, но должна была? Осталось ли нам что спасать? Будет ли смысл это спасать?
Я прислонилась лбом к стеклу. От теплого дыхания образовалось запотевшее пятно, и ничего не было видно.
– Деккер…
Я выпрямилась и посмотрела на Деккера, потому что наконец поняла: сейчас важен только он.
– Деккер, – позвала я снова. Он оторвался от окна и смотрел мне в глаза.
– Если бы тебе оставалось жить один-единственный день, что бы ты сделал?
Не отрывая от меня взгляда, он прислонился к стене.
– Бессмысленный вопрос…
Но я повторила – медленнее, увереннее:
– Если бы тебе оставалось жить один-единственный день, что бы ты сделал?
Деккер склонил голову набок:
– К чему эти предположения? К чему эти игры?
Но это не была игра. И даже не вопрос. Деккер не знал, какой день станет для него последним. Карсон не знал. Трой не знал. И я – я тоже не знала. Этот день может случиться сегодня. Поэтому я попросила:
– Просто сделай.
И он не стал мешкать. Притянул меня к себе за пижаму – его же пижаму – и поцеловал. Безупречное решение, потому что я бы сделала ровно то же самое. Сейчас он целовал меня совсем не так, как тогда у дерева ночью, – тогда это был вопрос. Теперь это был ответ.
А поцеловав, Деккер не выпустил меня. Все вокруг было таким ярким и ясным, что я забыла о темноте, о холоде, о пустоте. Я видела только лицо Деккера и ослепительные рассветные лучи. Я чувствовала только тепло, исходящее от него и от меня.
Это был не ад – это была его полная противоположность.
Как же забавно все может измениться за одно мгновение. Смерть стать жизнью. Пустота – заполненностью. Темнота – светом.
А может, я не так смотрела? И не знала, что свет можно чувствовать, что звуки имеют цвет, что поцелуй бывает ответом на вопрос. Что небеса могут быть океаном, или человеком, или мгновением, или еще чем-то совсем неожиданным.